Вячеслав Белоусов - Тайны захолустного городка [litres]

– Не таким жало дёргали, – поморщился бородач. – Жаловалась на тебя, дурака.

– Ты что задумал, Матвей? – заволновался Ильдуска. – Ты сеструху не трогай. Она ни при чём. Да и не знает ничего.

– Чего ты мелешь, дурило?

– Я знаю, ты ничего просто так не делаешь, – не отступал от него Ильдуска.

– Варит же у тебя башка, татарин, – хмуро огляделся Керзун, словно чего-то искал.

Хибара, в которой они обитали вдвоём, кроме кровати, двух табуреток и ящика, служившего столом, была пуста. Барахло, посуда или, вернее, её жалкие остатки, кучей свалены в углу. Там, на брезентовом лежаке, спал по ночам Ильдуска. Кроватью владел Керзун с первого того дня, как внезапно заявился. На ящике с банкой недопитого чифиря тускнел кухонный нож. Оба, не сговариваясь, уставились на его рукоятку, однако ни тот ни другой с места не сдвинулись. Нож был ближе к Ильдуске.

– Не доверяешь мне, Матвей? – почти шёпотом спросил Ильдуска.

– Отчего же? Доверяю. Но сеструха твоя мне тоже приглянулась. С первого раза, как увидел. На душе спокойнее становится.

Керзун помолчал, дал время Ильдуске вникнуть в смысл сказанного.

– За кого же спокойней? – спросил по-прежнему почти шёпотом тот.

– За нас.

– За нас всех?

– За нас всех троих. Ты на ножичек-то не косись. Вскочить не успеешь, я тебя придушу.

– Гад ты, Матвей…

– Все мы гады. Но ты мне, брат, этих слов не говорил, а я их не слышал.

– Если с ней что случится…

– С ней ничего не случится, если будешь вести себя правильно.

– Это как?

– Слушаться меня надо. И все дела.

Ильдуска скрипнул зубами, поднялся на ноги и зашагал к двери, выбив её с треском. Не оглядываясь, он шёл по пыльной дороге, низко опустив голову.

– Знаем вашу змеиную породу, – сплюнул ему вслед Керзун. – И на груди лежанку устрой, азиаты чёртовы, всё равно мечтаете, как бы ужалить.

Дождавшись, когда лазутчик скроется в переулке, Керзун вышел следом. Ильдуска с праздношатающимся видом дефилировал по пыльной дороге, ловя попутную машину. Ждать пришлось недолго. Не успел грузовик скрыться из вида, к дороге с поднятой рукой бросился и бородач. Ему не повезло, но минут через пятнадцать – двадцать и он на грузовике оправился следом в райцентр. Магазин и райбольница располагались почти рядом, напротив друг от друга, через улицу. Керзун постучал по кабине шофёру и выпрыгнул у «Продмага» с расписанной афишками дверью. Лениво пристроившись в ста метрах за деревьями на скамейке у забора, он закурил сигарету, оглядывая улицу время от времени. Близился вечер. Сельский люд ещё занимался своими нехитрыми делами во дворах, а то и готовился к ужину, вынося самовары прямо под деревья. Где-то на задворках брехала собака, не унимаясь и надоедая. Керзун порывался войти в магазин, но сдерживал себя. Швырнув очередной окурок в пыль, он принялся изучать афишки на двери магазина. Наконец дверь отворилась и оттуда выскочил Ильдуска с весёлым парнем рыбацкой наружности. Вслед им щебетала молодая продавщица, запирая дверь. Рыбак в обеих руках держал сумки со всевозможными кульками, буханками серого хлеба, солью, консервами и папиросами. Ильдуска принял от рыбачка сумки и остался ждать его недалеко от больницы, укрывшись в густых кустарниках. Парень поспешил со свёртками в больницу.

«Пока всё идёт, как надо, – подумал Керзун. – Взрослый лучше мальца. К тому же рыбаком оказался. Его уже сегодня здесь не будет, вон сумок сколько набрал. Видать, в дальний путь собрался».

Ожидания его оправдались. Рыбачок недолго проторчал в больнице, выскочил оттуда пустой, что-то сказал Ильдуске, принял от того сумки, и они вместе побрели по дороге.

«Ничего, пусть погуляют, – успокаивал себя Керзун, – дело сделано вчистую. Иначе Ильдуска бы с ним не чирикал, а назад помчался. Успеть бы и мне к Зинке, чтобы чего не заподозрил».

– Здорово, Зинуль, – бросил он ей и попытался ущипнуть за круглый бок.

Зинка уклонилась, но не слишком ретиво, как в прошлый раз.

– Как живёшь-поживаешь? Не скучно без меня?

– А я братана искать собиралась. Тут у меня намедни тётка Пелагея была, такие страсти наговорила! Хотела его попытать. Не брешет старушка?

– А что за страсти? Может, я знаю.

– Да про ведьму эту, артистку из воды.

– Ну?

– Тётка Пелагея говорит, будто ведьмой она стала, по ночам ходит и мужика своего ищет. На днях к ростовским артистам наведывалась. Те до сих пор в обмороке лежат.

– Рассказывали мне. Было дело.