Ефим Друц - Волки

— Надоело вкалывать?

Арнольдыч улыбнулся. Улыбка была доброй и вполне располагала к продолжению знакомства.

— Маруська!.. — окликнул собаку Арнольдыч.

Та с готовностью подбежала к хозяину и села у его ног.

— Беспородная, а лучше любого человека, — сказал Арнольдыч.

— Это часто бывает, — кивнул Митя и погладил собаку по пушистому боку.

— На чем играешь? — поинтересовался Арнольдыч.

— На тромбоне, — сказал Митя и рассмеялся: надо же, так неудачно соврать. Внезапно ему захотелось поговорить с Арнольдычем серьезно.

— Я обманул вас, — признался Митя, — никакой я не музыкант, хотя музыку люблю и даже немного играю на гитаре.

В ответ Арнольдыч протянул Мите руку.

— Я сразу понял, что ты не музыкант, те позадиристей будут, а ты — спокойный. Знаешь, с собакой о многом не поговоришь. А мы вдвоем, уже очень долго вдвоем.

— А я — один! — сказал Митя, и ему в первый раз в жизни стало грустно от ощущения обычного человеческого тепла.

Они еще немного поговорили и разошлись, приятно удивленные встречей. И каждому из них в тот день было хорошо, хотя причина этого, в общем, была неизвестна…

Седой налил водки и снова выпил.

— Ты, Митя, не грусти, мы что-нибудь с тобой придумаем, не может же быть, чтобы не было выхода? А?

Митя кивнул, но он почти не слушал Седого, мысли его были заняты Арнольдычем… Митя снова вспоминал…

День начинался как обычно. Митя спустился по лестнице и направился к газетному киоску. На улице еще было немноголюдно. А вот у газетного киоска уже собралась очередь. Преимущественно это были люди пожилые (им-то, наверное, просто не спалось в такую рань). Они беспокойно заглядывали в стеклянную будку, которая пока еще была закрыта.

Человек в киоске сосредоточенно пересчитывал газеты. Митя не узнал его. А человек причмокивал, слюнявил пальцы и время от времени, когда кто-то из очереди нетерпеливо стучал в стекло, приоткрывал витрину и, слегка высунувшись, произносил:

— И куда мы торопимся?

— Давай, дед, веселей…

— На работу опаздываем…

— Не боись, не обманут…

— Щас, щас, милые, не верещите…

Когда подошла очередь Мити и он, нагнувшись, произнес привычное: «“Правду” дай!», то услышал в ответ:

— Иде ее взять?

— В душе, — включился Митя и тут же узнал Арнольдыча.

— Давай, Арнольдыч, не тяни, — послышался чей-то голос, — хватит тебе прибаутки гонять туда-сюда.

Арнольдыч с интересом взглянул на Митю.

— Мы, кажется, знакомы?

— Вроде бы, — сказал Митя.

— Книженцию интересную, не хочешь ли?

— Об чем? — продолжил игру Митя.

— Почитываешь, значит?

— Не хлебом единым.

— И мясом тоже, — тут же отреагировал Арнольдыч.

Очередь кипела от негодования.

— Ладно, сударь мой, бери газету, а если хочешь, приходи попозже, может, и отыщу для тебя что-нибудь поинтереснее «Правды».

— Арнольдыч, а ты (неожиданно для себя он назвал собеседника на «ты») популярен в районе. Удобно ли мне называть тебя Арнольдычем?

— Как хочешь, без разницы! — И улыбнулся.

С той поры Арнольдыч постоянно снабжал Митю разными дефицитными книгами. Их взаимная симпатия постепенно возрастала, и в те дни, когда Арнольдыч болел, Митя даже переживал и книг и газет не читал.

— Где ты такие книжки интересные берешь? — спросил однажды Седой у Мити.

— Арнольдыч помогает, — отстраненно произнес Митя, не надеясь, что Седой поймет его, но он тут же среагировал:

— Так ты с Арнольдычем подружился? Он — наш! Хотя и колдун. Знаешь, какая слава за ним бежит? Говорят, что он несчастье приносит. Кто его увидит более двух раз — на того беда сваливается.

— Брехня все это, — ответил Митя, — я его часто вижу, но, кроме хороших книг, на меня ничего не сваливается.

— Ну значит, он на тебя добрый глаз положил.

— Не знаю, что он на меня «положил», а только зря ты брехню слушаешь.

Митя рассмеялся. Но Седой был серьезен.

— А ты знаешь, что Арнольдыч «в законе»?!

— Брось, Седой!

— Верно говорю, знаменит он среди блатных.

— Смеешься надо мной?

— Не веришь, сам потом узнаешь…

— Одинокий дед, и все.

— Да какой он одинокий! — сказал Седой. — У него дочка есть, правда, она, шалава, редко дома появляется. Вот дед и считает, что, кроме собаки, у него никого нет…

И опять почему-то Мите стало грустно, но он уже понимал истоки этой своей грусти: одиночество карает всех, так же, как и смерть…

— Может, сходим к Арнольдычу, — ворвался в его раздумья голос Седого.

— Думаешь, он что подскажет? — спросил Митя. — Я не против. Арнольдыч — мужик стоящий. Чего тянуть? Давай прямо сейчас и пойдем.