Ефим Друц - Волки

Много горя доставил тогда Мите этот карманник.

— Где там у нас чужак? — обычно спрашивал Филин про Митю, и кто-нибудь из «шестерок» уже послушно бежал в темный угол, чтобы поставить парнишку перед строгими очами «наместника».

— Рассказал бы что-нибудь интересное, — ехидно улыбаясь, говаривал Филин.

— Конечно, — обещал Митя.

— Врешь, не расскажешь. Ты все больше с другими, с Седым якшаешься, к Жигану в друзья лезешь… — мрачно говорил Филин и, размахнувшись, бил Митю кулаком в лицо. Но это было до той поры, пока двухгодичные тренировки в секции бокса не принесли своих плодов. И однажды, к вящему удивлению всей блатной братии, когда Филин в очередной раз ударил Митю, тот провел на нем один из самых своих любимых приемов — мельницу. Блатной народ удивился, но зауважал. А Филин, очнувшись от нокаута, пустил в ход нож. Этот нож вполне мог угодить Мите в грудь, если бы не скользнул по руке…

Митя вышел на свет.

— Здорово, Филин, — спокойно сказал он.

— Кто это? Кто это говорит обо мне? — придушенно спросил Филин.

Митя почувствовал: сейчас что-то произойдет. Так всегда было с ним в минуты напряжения. (И даже во сне он вздрогнул и насторожился).

«А если у него пистолет? Убьет ведь, не сомневаюсь, что убьет».

Филин шел прямо на него.

— Это ты, — спокойно сказал он и остановился. — Как же я тебя сразу не опознал?

Опасность продолжала висеть в воздухе, словно тяжелый свинцовый шар. И вдруг Филин опустил руку в карман..

«Сейчас он достанет пистолет и выстрелит», — подумал Митя.

Но Филин достал сигарету, прикурил от услужливо подставленной зажигалки и надолго замолчал. Однако тишина грозила взорваться бурей.

— Урки, — раздался хорошо знакомый Мите голос, и он узнал Жигана. — Что это вы здесь такие скучные? Сразу видно, что дела делаете…

— Веселимся, — неожиданно для самого себя сказал Митя.

— Здорово, — приветствовал его Жиган, — давно не виделись, откуда взялся?

— А ты?

— У меня дела.

— И у меня.

— С Филином, что ли? У тебя? Впрочем, меня это не касается.

— Еще не забыл его? — кивнув на Митю, спросил Филин у Жигана.

— Ну, зачем же ты так, Филин, мы ведь давно знакомы и друг про друга все знаем. Митя — свой кореш, хоть и не вор. Седой мои нервы бережет, что-то от меня скрывает, а вот с тобой…

— Что со мной? — начал было Филин.

— Я пойду, Жиган, — вяло сказал Митя.

— Погоди, мы еще не закончили…

— Пойду…

— Ну, как хочешь…

Митя двинулся к выходу, но резкий крик опередил его. Кричал Филин.

— Нет, — раздавался его голос, — нет, я не убивал. Нет, Жиган, пощади, не продавал я…

Крик смолк, но Митя даже не обернулся…

Утро было теплым и солнечным. Горланили птицы. Митя открыл глаза, приподнялся и сел на постели. На окне, словно живой огонь, алел цветок. «Странный сон, — подумалось ему, — прошлое возвращается, но все-таки хорошо, что я проснулся…»

Он еще не окончил свои размышления, как в комнату вбежал молодой цыган и дико закричал:

— Бамбая зарезали!

Митя вскочил с постели. Он не любил Бамбая, но смерть его многое меняла. Цыгане побаивались Бамбая, знали, что тот никому и ничего не прощает, коварен и мстителен был вожак. И все же именно Бамбай, несмотря на все свое внутреннее противодействие, принял его, Митю, в их клан и, надо это признать, защитил, укрыл от преследований.

— Кто? Кто это сделал? — выкрикнул Митя.

— Откуда я знаю? — ответил ему молодой цыган. — Какой-то мужик в баре, где мы хотели с того парня, кажется его Валеркой зовут, бабки получить по счетчику. А тот, Валерка, привел с собой еще кого-то вроде бы для защиты.

— Витька-бомж был там?

— Был. Знает он того мужика. Говорили они промеж собой и выпивали даже.

— Неужели Витька продал? — спросил Митя скорее себя, чем молодого цыгана.

— Вряд ли, — ответил цыган. — Витька с нами уже давно шьется, ему нет резона против идти. Поговори с ним.

Митя быстро оделся и отправился искать Витьку. Но не суждено ему было найти старого приятеля, потому что вести среди цыган распространяются быстро и к тому времени, как Митя начал разыскивать Витьку, тот уже лежал с перерезанным горлом. Цыгане опередили Митины поиски.

Счастлив тот, кто не знает никаких привязанностей и освобожден от всех обязательств. Он свободен, хотя и одинок. И вместе со свободой приходит к нему ощущение горечи. Никто не может вмешаться в его жизнь, помочь или посочувствовать. Иногда такому человеку кажется, что он сопричастен Вселенной, а иногда он ощущает страшную пустоту, чувствуя себя как бы не существующим во времени. Он висит где-то в пространстве, и все то, что происходит вокруг — а это и есть жизнь, — обтекает его стороной.