Борис Васильев - Щит и меч, № 4, 1995 (сборник)

— Ну ты молодец, Виктор! — от души обрадовался Васькин.

— Это пока неизвестно.

— Ну хорошо, хорошо, не хочу сглазить.

В тот же день успели разыскать в городе покосившиеся хоромы Петровича, где снимали угол Тимонины. Дверь была на замке.

— Опять двадцать пять! Непредвиденная обстановка, — волновался Коваленко.

— Ничего, обождем! — Борис Николаевич потер лоб пальцами. Шофера с райисполкомовской «Нивой» отпустили. Он показался Васькину подозрительно хмурым и даже злым. Борис Николаевич задумчиво смотрел машине вслед.

— Что-то мы не так сделали!

Коваленко пожал плечами. Засунул руки в карманы брюк, прошел по верандочке дома.

— Не нужно было мне болтать обо всем в дороге. Кое-что шофер понял, и это его задело.

— Возможно.

Помолчали. Борис Николаевич посмотрел на часы.

— Жрать охота, как из ружья! — пожаловался он.

— Не обращайте внимания, — сострил Коваленко.

— Молодец-стервец! — похвалил Васькин.

Затем у соседей Петровича они узнали, что кладовщик и его квартиранты работают до пяти вечера. Прибудут, переправившись через Волгу, часов в шесть. В запасе было два часа с лишним, и работники угрозыска направились на базар подзаправиться.

— Нюхай, где едой пахнет! — настраивал Борис Николаевич.

— В кооперативной столовой, но там все дорого, — сообщил Виктор.

— Да-а, времечко! — покрутил головой Васькин и обнял младшего лейтенанта за плечи. — Приходится выбирать, что нам по карману, но всухомятку.

— Ладно хоть обещают: будем жить хорошо. И даже богато.

— Что ж… Кто-то живет и сегодня хорошо! — согласился Борис Николаевич. — Как в Древнем Риме, разделили нас на патрициев и плебеев.

У грузина в киоске они купили лаваш и несладкой фруктовой воды. Это блюдо оказалось дешевле, чем в столовой, и не нужно тратить время на очередь. Не так плотно, но заморили червячка.

— Надо же… лаваш двести рублей. Прямо на глазах все дорожает! — возмущался капитан Васькин. Он не был скупым человеком, но жена Катерина настроила его на критику.

— Пора привыкнуть, Борис Николаевич, — посоветовал Виктор.

— К чему? К надуваловке?

— На то она и власть, чтобы народ обокрасть.

Борис Николаевич внимательно посмотрел на него.

— Это уж точно! — нехотя признался он. — Куда-то так долго шли всей страной — и вдруг вернулись. Хороша демократия! Только на что похожа? Как твое мнение, Виктор, поправятся наши дела?

— Если откровенно, не очень-то верю.

— И я.

— Чтобы завалить экономику, ума много не надо, но чтобы поднять, нужны годы и средства.

— Ну ладно, посудачили, как бабы, и довольно. Потопали доводить дело до конца.

Борису Николаевичу казалось, что сегодня что-то прояснится. Интуиция — хорошая штука, но на этот раз чутье капитана Васькина подвело.

Труженики лесопильного заводика, так по-местному называли довольно солидное деревообрабатывающее предприятие, уже вернулись. В окнах горел свет. И немая Варвара встретила у порога непрошенных и незнакомых ей гостей. Она никак не хотела пропускать их в дом. Разговор завязывался трудно. Василий Корнеевич был пьян. Старенький Петрович и того хлеще. Не сняв брюк и сандалий, он развалился на потертом диване на верандочке. И небрежно вопрошал:

— Кого занесла нелегкая?

— Вон, из милиции! — Тимонин плюнул в распахнутое окно.

— Гони в шею! — велел Петрович. — Мы ничо не украли.

Васькин изрядно устал, а этот старик плюнул ему в душу, но не мог он обижаться. С затертого дивана свесилась изношенная в мозолях рука. В квартире было просто: жили тут рабочие люди, и жили бедно. Кусок хлеба доставался им трудно. По сути, на этих людях, на их повседневном труде держался белый свет. Не видеть и не понимать этого нельзя. И тут уж, если сам, конечно, нормальный, поимеешь уважение.

Коваленко, кажется, почувствовал настроение Бориса Николаевича и тихо прикрыл на верандочку дверь.

— Нам бы побеседовать с Варварой, простите, не знаю ее отчества, — обратился к Василию Корнеевичу капитан Васькин.

— А со мной, значит, не хотите говорить?

— Пока нет.

Василий Корнеевич подумал, поднял бровь и разрешил.

— Валяйте. Раз надо, так надо, — тяжело выдавил он из себя. — Варвара, подь сюда. Какие-то грехи за тобой числятся.

— Никаких грехов нет, — успокоил Борис Николаевич.

Похудевшая, постаревшая за последнее время, с потухшими глазами Варвара подошла, но не села на стул, а только держалась за его спинку. И заметно нервничала.