Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Минна глядела на него с мольбой. Он взмок от быстрой ходьбы, влажные темно-каштановые волосы завились колечками и волнами. Ради этой шапки волос женщина способна на убийство, подумала Минна. Продолговатое лицо, тонкий, безупречно правильной формы нос, ровная линия губ, в меру квадратный подбородок, придающий всему его облику выражение мужества и силы. Потная рубашка прилипла к груди. Руки и ноги загорелые, мускулистые. Похоже, он далеко ходил и, может быть, ничего не знает про Алвиру Михэн. Но говорить сейчас об этом Минна не хотела.

— Мин, я не могу обсуждать вопрос об установке оздоровительных комплексов, раз из этого может ничего не выйти, в случае если меня посадят. Сейчас я могу помочь тебе откупиться и так и сделаю. Но позволь мне задать тебе один вопрос. Тебе не приходило в голову, что утверждение Элизабет может не соответствовать действительности, что Элизабет может ошибаться? Тебе не приходило в голову, что я, может быть, не лгу, когда говорю, что не возвращался в квартиру к Лейле?

С губ Минны сошла улыбка облегчения.

— Тед, ты можешь мне полностью довериться, — растерянно пробормотала она. — И Хельмуту тоже. Он не проговорился никому, кроме меня. И никому никогда не проговорится. Он слышал, как ты орал на Лейлу. И как она умоляла о пощаде.

Элизабет размышляла о том, надо ли было ей поделиться с шерифом своими подозрениями насчет барона. В коттедже царила благодатная тишина, бело-изумрудные цвета ласкали глаз, под ногами пружинил толстый белый ковер с крупными красочными пятнами орнамента. В соленом морском воздухе словно бы ощущалось робкое предвестие какой-то грядущей радости.

А как же Лейла?

Рыжая. Зеленоглазая. С такой нежной белой кожей. В серебристой атласной пижаме, которая, должно быть, вздулась, когда она падала…

Боже мой, Боже мой! Элизабет заперла дверь и забилась в угол дивана, зажав в ладонях голову, не в силах прогнать образ Лейлы, летящей среди ночи вниз, навстречу гибели.

Хельмут. Выходит, это он написал пьесу «Карусель»? И наверное, обчистил Минну, чтобы финансировать постановку, растратил ее неприкосновенный капитал? Как же он должен был перепугаться, когда Лейла объявила, что бросает спектакль!

Алвира Михэн. Санитары «скорой помощи». Капелька крови у Алвиры на лице. До чего же презрительно говорил санитар с Хельмутом: «То есть как это не приступали к впрыскиванию? Вы кому думаете голову заморочить?»

Руки Хельмута, нажимающие на грудь Алвиры. Хельмут делает Алвире укол в сердце… Как он перепугался, должно быть, когда Алвира стала рассуждать о «бабочке на облачке»! Она присутствовала на последнем просмотре. Лейла догадалась об авторстве Хельмута. Может быть, Алвира тоже?

Элизабет вспомнила, что говорила ей сегодня Мин про Теда. Она не выразила сомнения в виновности Теда, а только уверяла, что Лейла без конца изводила его и вот довела. Это правда?

И правда ли, что, как сказала Мин, Лейла ни за что не захотела бы, чтобы Тед теперь всю жизнь просидел за решеткой?

А почему Мин вдруг смирилась с тем, что Тед виновен? Еще позавчера она уверяла, что это несчастный случай.

Элизабет обхватила руками колени, опустила на них голову.

— Не знаю, как мне быть, — шепотом произнесла она.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.

В семь часов она услышала отдаленный бой часов. Приглашают к коктейлям. Элизабет решила, что попросит принести ей ужин в коттедж. Она даже подумать не могла о том, чтобы вести светские застольные беседы, когда мертвая Сэмми лежит в морге, дожидается, чтобы ее отправили в Огайо, а Алвира Михэн борется со смертью в муниципальной больнице. Позавчера вечером в это время Сэмми сидела с ней здесь, в этой самой комнате. Кто следующий?

Без четверти восемь позвонила Мин:

— Элизабет, все о тебе справляются. С тобой ничего не случилось?

— Нет, конечно. Мне просто нужно побыть одной.

— Но ты не больна? Это точно? Тед особенно о тебе беспокоится, имей в виду.

Да, надо отдать Мин должное: она не из тех, кто отступается.

— Да нет, Мин, я в порядке. Распорядись, чтобы мне принесли ужин, ладно? Я полежу, отдохну немного, а потом пойду поплаваю. Не волнуйся обо мне.

Элизабет положила трубку. И стала нетерпеливо расхаживать по комнате. Она уже не могла дождаться, когда очутится в воде.

Над входом в бассейн Хельмут поместил надпись: «In aqua sanitas» [3] Здоровье — в воде ( лат. ). . И в данном случае он совершенно прав. Вода успокоит ее, развеет тяжелые мысли.