Инна Бачинская - Ночь сурка

— Вроде вчера еще, мы встретили деда Мищенко, он сказал. Попросил щенка от Альмы.

— Никто у нас еще не знает, — заметил Федор. — Даже дядя Паша.

— Вот и молчи до времени, пусть посидят в Гнезде. Паша тоже просил щеночка для Рубана… — Она вздохнула и задумалась, потом сказала: — Может, останешься с нами?

— Мне лучше быть там, вы же понимаете…

Она кивнула.

…Она вышла его проводить. Сказала:

— А ты не думаешь, что Андрей правда его сын? Письма с угрозами пришлись очень кстати. Где Рубан нашел это агентство?

— Сказал, в почте была листовка. Сын? Вряд ли, не думаю. Но всякое бывает…

— Может, Андрей сам рассказал Марго, что он сын Рубана. Беда, что он ничего не помнит.

Они помолчали. Федор видел, что она колеблется. Взглянул вопросительно.

— Федя, я вот что хочу сказать…

Александр Блок

На дворе дядя Паша рубил дрова — на расчищенном пятачке у сарая, взмокший расхристанный Иван помогал — таскал и складывал в поленницу. Елена в тулупе и валенках, с кружкой кофе сидела на крыльце, наблюдала за мужчинами. Дом был тих и недвижим, над крышей стоял вертикальный столб дыма из трубы. Он поднимался невысоко в серо-белесое небо и растворялся где-то там, наверху. Неохотно светило заспанное оловянное солнце. Снег во дворе осел и отяжелел. Звук топора и хэканье дяди Паши вязли в густом сыром воздухе. Холмы и лес на глазах затягивались сизым туманом.

— Федя, помогай! — обрадовался Иван. — Не могу сидеть в доме, тошно. Леночка, сделай нам кофе!

— Как там Саломея? — спросил дядя Паша. — Собирается к нам?

— Жива-здорова, всем привет. Не собирается, говорит, Новый год семейный праздник.

— Новый год, — горько сказал дядя Паша. — Какой на хрен Новый год? Так и смотри, кого еще… — Он взмахнул топором.

Елена поднялась и ушла в дом. Федор сбросил дубленку и взял топор. Поставил бревно на попа, размахнулся и ударил, вложив в удар обуревавшие его злобу, тоску и безысходность. Бревно с оглушительным треском разлетелось на две половины. Дядя Паша одобрительно кивнул.

— Силен! — похвалил Иван, подобрал куски дерева и понес укладывать.

Федор с остервенением лупил топором по смачно хрякающему дереву, снова и снова, чувствуя, как стекает по спине горячая струйка и бешено колотится сердце. Не замечая, что они стоят и смотрят на него: пьяненький дядя Паша в криво надетом треухе, расхристанный Иван с приоткрытым ртом и укутанная, как кокон, Елена с двумя дымящимися кружками в руках.

Они переглянулись, и дядя Паша закричал:

— Хорош, Федя! Перекур!

— Ну, ты это… философ, даешь! — опомнился Иван. — Сейчас бы пожрать, пошли, Федя? И принять, да, дядя Паша? Расслабиться… и вообще. Эх, Новый год! Природа всякая, снег… — Иван напряг воображение, но ничего больше не лезло в голову, и он замолчал.

Они сидели на крыльце, пили кофе. Светило тусклое солнце. Двор утопал в сугробах. Машины гостей прятались под снегом… Федор вдруг вспомнил, что Марго искала сигнал, прыгая тут с телефоном… вспомнил свой сон. Вот прицепилось!

…Лиза возилась на кухне. Завидев их, она проворно выставила тарелки, сунула дяде Паше хлеб и нож — нарежь, мол, и загремела кастрюлями.

— Не женщина, а сокровище, — вполголоса сказал Иван, падая на табурет. — Нет, господа, что ни говорите, физический труд — это… стимул! Это творчество, если хотите. Мы в городе забурели, забыли о радостях физического труда, и только в деревне в нас просыпается древнее чувство единения с природой, только здесь становишься ее частью и вообще…

— Пей, Федя, — дядя Паша пододвинул Федору стакан с сизой жидкостью. — До дна!

И Федор выпил. До дна. Закашлялся, чувствуя, как запершило в горле и обожгло внутри. И сразу же накатила сонливость, стало тепло, уютно и все сделалось трын-трава. Новый год… и неважно, что кто-то не дожил, неважны страхи и подозрения, всякая нелепая и жалкая человеческая суета сует. Ничего не зависит… ни-че-го. Точка. Ровно в полночь… э-э-э… перевернется страница и наступит Новый год, а если вы не рассчитались и не решили свои проблемы в старом, то это ваша… ваше… ваши неудачи… которые по большому счету и с точки зрения вечности и космоса тоже суета сует. Те, кто вытесал каменных баб, тоже думали, что вечность у них в руках, здесь ли, в другом ли мире, ан нет! Платить долги надо здесь… не отвертитесь! За все спросится. Взвесится, спросится… и воздастся… как-то так. И ничего нет впереди… и острое недовольство собой.