Михаил Шторм - Алмазы Карибского моря

Проснувшийся Женя хрипло выругался, потянулся и подошел к ним, чтобы проверить, в порядке ли путы.

— Хреново вам? — спросил он злорадно.

— Нет, — сказал Быков. — Нам хорошо. Когда рожу твою распухшую не видим.

Женя опять выругался.

— Борзый очень? Завтра поглядим, как ты борзеть станешь.

Не потрудившись отойти подальше, он отвернулся и принялся мочиться, проделывая это шумно, как жеребец. Покончив с этим занятием, он вернулся к пленникам и поинтересовался:

— Жить охота, небось, а? Уже немного осталось. Скоро рассветет, и хана вам.

От него пахнуло перегаром. Стала понятна причина его повышенной сонливости.

— Лучше сдохнуть, чем с тобой общаться, — сказал Быков. — У тебя изо рта воняет, как из хлева, где вся скотина передохла. Лечиться надо, Женя. Не знаю, с чем там у тебя проблемы с зубами или с желудком, но болезнь запущена.

— Сука! Что ты сказал? Повтори!

Бандит запрыгал рядом, стараясь побольнее пнуть Быкова. Он пыхтел и беспорядочно размахивал ногами, утратив контроль над собой. Этого Быков и добивался. Изображая боль, он согнулся, заставив Майкла приподняться. Женя ударил в очередной раз, рассчитывая попасть кроссовкой в лицо обидчика. В какой-то мере это ему удалось. Но в момент удара Быков, как бультерьер, вцепился зубами в Женину штанину и рванул ее на себя.

Женя опрокинулся навзничь. Он еще не вполне пришел в себя от удара оземь, когда, поднатужившись, Быков поднял на спине поджавшего ноги Майкла. Сделав два шага вперед, он принялся поднимать и опускать подошву на обращенное к нему лицо.

Еще никогда в жизни Быков не избивал людей с такой яростью и желанием не просто оглушить или покалечить, а даже убить, если иначе не получится. Напарник, хрипящий на его спине, не был помехой. Напротив, удвоенный вес придавал ударам Быкова особую силу. Он топтался на поверженном противнике, подобно рассвирепевшему быку, не знающему пощады. Когда же силы покинули его, и он был вынужден сесть на землю вместе с Майклом, Женя не подавал признаков жизни. На его физиономию было страшно смотреть даже в рассеянном лунном свете. Черный провал рта и залитые кровью глазницы делали его лицо похожим на бледную маску смерти.

— Отдышись и добей его, — посоветовал Майкл за спиной. — Не оставляй его в живых, Дима. Оклемается и поднимет тревогу.

— Не могу, — помотал головой Быков.

— Это просто. Наступи ему на горло и надави как следует. Перекрой ему кислород.

— Может, сам перекроешь?

— У меня не получится, — забубнил Майкл. — Ты начал, ты и заканчивай.

— Почему бы тебе не закончить то, что начал я?

— Я не убийца!

— А я кто, по-твоему? — рявкнул Быков.

— Но ты его почти убил, — сказал Майкл. — Изуродовал, как бог черепаху. Добей. Он без сознания, ничего не почувствует.

— Заткнись. Лучше делом займемся, чем болтать. Сейчас мы должны придвинуться к нему вплотную, чтобы я смог дотянуться кончиками пальцев до рукоятки. Как только нож окажется у меня в руке, будем пилить и резать по очереди. Готов? Пересаживаемся. И раз…

Они одновременно привстали и плюхнулись задницами на землю. Было слышно, как у Майкла ёкнула селезенка.

— Еще, — приговаривал Быков. — Еще…

Наконец, они заняли такую позицию, что можно было попытать счастья. Однако Женя неожиданно замычал и перекатился на бок, оказавшись вне пределов досягаемости.

— Держи его! — глупо выкрикнул Майкл, забывший в запале, что их общая маневренность не позволяет не то, что держать кого-либо, но и просто передвигаться.

Женя, вставая и падая, стал отдаляться, издавая невнятные призывные звуки, больше похожие на мычание потерявшегося бычка.

— Не получилось, — вздохнул Быков. — Извини. Я старался.

— Бить будут, — тоскливо произнес Майкл.

Для того чтобы сделать такое предположение, не нужно было обладать даром пророка.

Земля была сухая и рассыпчатая, но Быков и Майкл делали вид, что она очень плохо поддается лопатам. Оценив их старания и ту кривенькую ямку, которую они выковыряли, Максим показал в сторону моря и велел:

— Ведите их на пляж. Пусть в песке могилу копают. Поближе к лодке.

Быков и Майкл подняли тяжелое холодное тело Шовкуна и положили на носилки. За ночь он еще сильнее потемнел лицом, и усы его казались неправдоподобно белыми. Быков вспомнил про жену, дочек и внучек Петра и с трудом сдержал слезы.

Плакать было нельзя по многим причинам. Плачущий мужчина смотрится отвратительно, особенно если лицо его распухло от побоев. Плачущий мужчина теряет самоуважение и вряд ли обретет его когда-либо снова. Да и вообще не хотелось доставлять лишнего удовольствия своим палачам и пугать Джейн сильнее, чем она уже была напугана.