Жоэль Диккер - Книга Балтиморов

Вуди и Гиллель обещали заботиться о нем. Когда снова потеплело, надо было готовить сады к весне; Джиллиан Невилл весьма сдержанно относилась к идее, что ее сын по-прежнему станет работать вместе с Бандой. Патрик, наоборот, считал, что общение с этими мальчиками очень на пользу Скотту. Он сводил Вуди и Гиллеля в “Дейри-Шек”, угостил молочным коктейлем и изложил им ситуацию.

– Мама Скотта немножко беспокоится, что он стал садовником. Для него это утомительно, а грязь и пыль для него вредны. Но Скотту нравится быть с вами. Ему это придает моральных сил, а это тоже важно.

– Не беспокойтесь, мистер Невилл, – заверил его Гиллель. – Мы на него пылинке не дадим сесть.

– Ему нужно много пить, делать перерывы, чтобы дышать ровно, и как следует мыть руки после садовых инструментов.

– Мы все сделаем, мистер Невилл. Честное слово.

В тот год я приезжал в Балтимор на весенние каникулы и понял, почему кузены в восторге от Скотта: мальчик действительно очень располагал к себе. Однажды под вечер мы все отправились к нему домой: его отец попросил помочь ему с садовыми растениями. Так я познакомился с семейством Невиллов. Патрик, красивый, мускулистый и очень приветливый, был ровесником дяди Сола и тети Аниты. Его жена Джиллиан особой красотой не отличалась, но излучала какое-то особое обаяние. У Скотта была сестра, но кузены ее еще ни разу не видели. По-моему, они в первый раз оказались у Невиллов дома.

Патрик провел нас в ту часть сада, что находилась за домом; со стороны улицы его дом был примерно такой же, как у Балтиморов, только чуть поновее. Вдоль западной стены жарились на солнце два ряда хилых гортензий; неподалеку нахохлились блеклые кусты роз.

Вуди окинул цветы опытным взором:

– Не знаю, кто вам это сажал, но освещение для гортензий неподходящее. Дело в том, что они не очень любят солнце. И, судя по виду, хотят пить. У вас система автополива подключена?

– Кажется…

Вуди послал Гиллеля проверять систему полива, потом, ощупав и осмотрев листья роз, поставил диагноз:

– Болеют ваши розы. Полечить надо.

– А вы можете?

– Конечно.

Вернулся Гиллель:

– Одна из поливальных труб протекает. Нужно заменить.

Вуди кивнул и добавил:

– По-моему, стоит подумать о том, чтобы пересадить гортензии на другую сторону. Но сперва надо спросить мистера Бунса, что он думает.

Патрик Невилл в изумлении глядел на нас.

– Я же тебе говорил, папа, они знатоки, – сказал Скотт.

Было жарко, и Патрик предложил нам попить; мы охотно согласились. А поскольку ботинки у него были перепачканы землей, он просунул голову в застекленную дверь и позвал:

– Александра, можешь, пожалуйста, принести мальчикам воды?

– А кто это, Александра? – спросил Гиллель.

– Моя сестра, – ответил Скотт.

Она появилась через пару минут; в руках у нее был поднос, заставленный бутылочками родниковой воды.

Мы онемели. Совершенная, законченная красавица. Чуть миндалевидный разрез глаз. Светлые волосы, переливающиеся на солнце, тонкие черты лица, изящный носик. И кокетка. В ушах поблескивают маленькие бриллианты, ногти покрыты красным лаком. Она улыбнулась нам, обнажив прямые, очень белые зубы, и наши сердца дружно заколотились. А поскольку до сих пор мы делились всем, то решили все втроем любить эту девочку со смеющимися глазами.

– Привет, парни, – сказала она. – Значит, это про вас Скотт целыми днями говорит?

После минутной заминки и неловкого мычания мы по очереди представились.

– Вы братья? – спросила она.

– Кузены, – поправил Вуди. – Мы все трое – кузены Гольдманы.

Она послала нам еще одну сногсшибательную улыбку:

– Отлично, кузены Гольдманы, рада была познакомиться.

Она чмокнула отца в щеку, сказала, что ей надо ненадолго уйти, и исчезла, оставив по себе только абрикосовый аромат шампуня.

Скотт считал, что втрескаться в его сестру – большая гадость с нашей стороны. Но мы ничего не могли с собой поделать. Александра поселилась в наших сердцах навеки.

Назавтра после первой встречи с ней мы пошли на почту Оук-Парка: тетя Анита попросила купить ей марки. Потом Вуди предложил заскочить в “Дейри-Шек” и угоститься молочным коктейлем; идея была одобрена единогласно. Не успели мы усесться за столик со своими стаканами, как вошла она. Увидела нас, наверняка заметила нашу оторопь, расхохоталась и, поздоровавшись с каждым по имени, скользнула к нам за стол.

Это свойство своего характера она сохранила и потом: кто угодно вам скажет, что она приветливая, чудесная и ласковая. Несмотря на всемирный успех, славу, деньги и все, что с этим связано, она осталась все той же искренней, нежной, прелестной девушкой, какой мы грезили в тринадцать лет.