Владимир Евдокимов - Забытый берег

— А у меня родители в Сорочьих Горах живут, там Кама-то какая! В Словении ничего и похожего нет! И папа мой Каму переплывал!

Удивляясь совпадению, я вспоминал Лиду, которая давным-давно ехала с нами в Казань на встречу с возлюбленным Харламовым. Странно, только теперь, в поезде, я вдруг подумал о них как о людях, живших не только тогда, но и живущих сейчас. Ведь где-то же они есть? Добрались ли они до Сызрани? Тогда, давно. А потом куда пошли? В Саратов? В Волгоград? Какая шабашка ждала Харламова, сколько этот король заработал? Устроилась ли у них с Лидой жизнь? Альфия — это уже новое поколение, она им в дети годится.

Мне тоже.

Спал я под перестук колёс хорошо, были и сны, но ни один не запомнился, а осталось в памяти явление молчаливого соседа в чёрном: он пришёл посреди ночи смертельно пьяный, страшно сопел, скрипел зубами, упал, долго и упорно забирался на верхнюю полку и вдруг исчез. На всякий случай я проверил: он мирно спал.

Мутное солнце и роскошный бестолковый вокзал встречали нас в Казани. Простившись с Альфиёй, мы нашли телефон, и я позвонил Ирине.

— Слава, ну как же так, ты оставил мобильник!

— Больше не повторится! У меня всё нормально, встретили хорошо, сегодня совещание, завтра производство посмотрим.

— Там не холодно?

— Нет, я тепло одет. А как вы без меня?

— Оленька в школе, и я собираюсь. Рената в недоумении: куда ты делся?

— Почеши её за ухом. А здесь Кремль красивый, солнышко, приеду — расскажу.

Потом была пирамида, сияющая белизной мечеть в Кремле, массивное здание универмага и тёплый автобус до Бережков. Зенков мрачнел с каждой минутой. На автовокзале в Бережках я не выдержал и пожурил его:

— Владимир, что за мрачность? Ведь мы планомерно движемся к цели?

— Аксёнов, — вздохнул Зенков. — Там же газопровод, он контролируется.

— Как?

— Самолёт летает. Раз в день-два. Нас будет видно. Уйдёт солнце — порадуюсь.

Солнце ушло, едва автобус на Гремячево тронулся, оттого путь от Бережков показался серым и скучным: леса, поля, деревни… Ни одна не запомнилась, только ближе к Гремячево, на остановке «Семенцы», мы увидели необычное оживление: много людей, играет гармошка… Что-то непонятное, но весёлое пели толстые румяные бабы, молодые парни громко обсуждали неведомую Волю Ивановну, курили и пили вино прямо из бутылок. Никто из них в автобус не сел, и они даже не обратили на него внимания. Другим развлечением в автобусе был дед — радостный, суетливый, в зимнем пальто и валенках. Настоящий дед со старой пузатой сумкой. Рассказывал всем желающим старый местный анекдот:

— Приехал Василий Иваныч в Гремячево отдыхать. Понравилось ему. Звонит Петьке — давай, мол, и ты приезжай. Хорошо здесь! А ехать, мол, так: доедешь из Казани до Бережков. Там садись на сто первый автобус и ехай до Гремячево! Петька приехал в Бережки, звонит со станции по сотовому телефону: я в Бережках, жди! Василий Иваныч ждёт. Час ждёт, три часа ждёт, весь день ждёт — Петьки нет. Звонит ему: ты где? Я, — говорит Петька, — в Бережках. — А чего ты там до сих пор делаешь? — Как что? Автобусы считаю! Пока ещё только тридцать девятый отошёл.

Дед закончил и сам же первый засмеялся, довольно и щербато.

— Анекдот древний, — задумчиво сообщил мне Зенков, — но почему во всех концах страны есть сто первый автобус?

Гостиница «Волна», как и ожидалось, была закрыта. Поселились мы в соседнем доме, в маленькой гостиничке частного предпринимателя О. В. Шульгиной. Зенков всё и оформил, потом взял у меня две тысячи рублей. Паспорт держал у себя. Малогабаритная однокомнатная квартира на первом этаже и была гостиничным номером. В жаркой комнате стояли две кровати, два стула, журнальный столик и телевизор на холодильнике. Всё. Крохотная кухня и санузел, холодная вода и простой запах случайного пристанища.

Напившись чаю с дороги, мы сейчас же налегке отправились на Волгу — смотреть тропы на правый берег. День продолжался пасмурный, солнце, что явилось в Казани, больше не показывалось. Я смотрел и ничего не узнавал. А Зенков двигался уверенно. Потом бродили по берегу Волги, глядя на другую сторону — на горный берег и две спускающиеся к Волге безлесные полосы.

— Вон полосы, — показал Зенков, — это газопроводы. Нам между ними.

Две громадные, прикрытые снегом кучи известнякового щебня на берегу, метров, наверное, до пяти высотой, скрывали хорошо утоптанный спуск на лёд и прямую, как стрела, тропу через застывшую Волгу. Она наискось шла в направлении левого коридора газопроводов, туда, где давным-давно останавливался катер. На Ширван. Или Ползуново. Мы спустились на тропу.