Владимир Евдокимов - Забытый берег

— Кто такие? Почему здесь?

Я неплохо прикемарил, и лещ едва не утащил из моих сонных рук удочку. Он оказался толстым и аппетитным. Дремота прошла, я закинул удочку за вторым.

А по Волге сверху шёл «Метеор». Всё, тишина закончилась. Когда «Метеор» причалил к гремячевскому дебаркадеру, я вытащил второго. Часы показывали около девяти. Пассажиры в Гремячево рассаживались в салонах «Метеора». Я сосредотачивался на рыбной ловле, полагая, что третий лещ уже крутит хвостом под лодкой. Павел и Виктор ползали в посадках с радиолокатором. Каждый занимался своим, увлекательным делом. Солнце шло с востока на запад, а Волга текла в Каспийское море.

Всего я вытянул семь лещей. Ныла поясница, горело лицо, и покалывало в левый локоть. Но ещё хватало для того, чтобы в ответ на вопрос «Как улов?» небрежно махнуть рукой — там, мол, просаливается. А я, сойдя на берег, вытянул на спиннинг ещё и трёх окуней!

Я давно не был один. Мне нравилось.

На конус выноса ребята вышли рано и полуголые сидели у воды. Они взмокли от усердия и явно поругались.

Соломенные волосы Виктора от кепки слиплись в квадратный стожок, в морщинах на шее чернела грязь. И щетина на щеках потемнела. У Павла грязь застыла за ушами, там, где стекал пот. Он ободрал левую щёку и выглядел осунувшимся.

— Да, — вздохнул я, — это вам не на открытие ходить!

— Какое открытие? — недовольно спросил Павел и почесал затылок.

— Пивной бочки! — не преминул напомнить я и широко улыбнулся.

Паша укоризненно вздохнул, а Виктор зло сказал:

— Хе!

— Девочки, не ссорьтесь, — бодро ответил я.

— Ты зачем приплыл?

— Чтобы вас отвлечь и показать, что вы настоящие мужики! Искатели приключений и покорители недр! Корифеи радиолокации! Герои волжских горизонтов! Молодцы!

И я стал переправлять ребят на наш остров: кормить, ублажать, холить и лелеять. Ругаться нам было совсем не нужно.

После обеда лыжи-антенны на ногах таскал я.

Последний галс Павел с Виктором закончили у правого оврага — неглубокого, метра три-четыре, густо заросшего травой. С обеих сторон его стояли невысокие корявые дубки. Кое-где торчали кусты бузины. Солнышко грело, сверкали листочки, мелькали солнечные зайчики. Очарованный, я наслаждался.

— Значит так! — Павел чуть подумал и кратко доложил: — С Виктором мы сделали двадцать девять галсов. Наш будет тридцатый. Его длина примерно восемьдесят метров, поверхность относительно чистая. Идёшь спокойно. Сучья, если мешают, рубишь топором. Лыжи переставляешь так, чтобы передняя метка задней лыжи всегда была впереди задней метки передней лыжи. Понял?

— Да.

— Молодец! Вот метки. — Павел показал зарубки на лыжах-антеннах. — Скорость перемещения я тебе задам. Главное — равномерность.

Я приладил лыжи к ногам, застегнул куртку, натянул на голову матерчатую полосатую кепку и взял топор. Павел осмотрел себя и сказал:

— Я готов! А ты?

— И я готов!

— Вперёд!

И я медленно пошёл вперёд.

Поначалу я шаркал бодро и что-то соображал. Я поделил двадцать девять галсов, округлив их до тридцати, на пять часов, которые Павел и Виктор в первой половине дня потратили на работу. Получилось шесть галсов в час, или один галс за десять минут. Я подумал, что это очень медленно. Затем я ободрал руку, получил веткой по губам, зло срубил её и стал думать иначе. А когда еле прополз сквозь тугие кусты, мысли мои приобрели иное направление. Тогда и показалась впереди ярко освещенная солнцем белая стенка левого оврага.

Перед тем как выйти из посадок, мы пригляделись — было спокойно. На лыжах я прошёлся по высокой траве и завернул в следующий ряд. Павел сказал:

— Вперёд!

И я пошёл на тридцать первый галс. Когда мы закончили его, Павел, делая запись химическим карандашом на стволе дубка, сказал:

— Уже лучше. Первый галс мы прошли за четырнадцать минут. Сейчас уложились в одиннадцать. Дальше галсы будут укорачиваться и дойдут метров до шестидесяти — семидесяти. Вперёд!

И я пошёл вперёд, шаркая лыжами-антеннами по земле. От земли исходил древний исполинский дух. Это превратилось в затёртое клише, но хотел бы я взглянуть на горе-теоретика, надышавшегося воздухом земли! То, что я к исходу второго галса взмок, было бедой невеликой. То, что я ободрался…

— Вперёд!

То, что я ободрался и о Викторовой царапине вспоминал с завистью, было ерундой. Я дышал!

Пахло живым, тёплым, земляным, запах казался вещественным, его можно было потрогать руками…