Андрей Троицкий - Ревность

Машина остановилась, Вадиму приказали выйти. Его похищение произошло так быстро и неожиданно, что он не успел испугаться, но по дороге хмель выветрился, — и стало страшно. В тусклом свете фонаря он увидел небольшой дом, обшитый сайдингом, дорожку, уходящую в темноту и кусты магнолий с плотными восковыми листьями. Дождевые капли попадали за воротник пиджака, щекотали шею. Ветер, дувший с океана, приносил запах соли, где-то совсем рядом грохотал прибой.

Между лопаток ткнули стволом, приказали подняться на крыльцо и открыть дверь. Вадим оказался в комнате, пол которой был в два слоя застелен прозрачной пленкой, посередине стоял стул с деревянными подлокотниками, такой старый, что полироль местами стерлась, обнажив светлое дерево.

— Садись, — скомандовал Девяткин.

Радченко подошел и широкой клейкой лентой прикрутил предплечья к подлокотникам кресла. Девяткин сунул пистолет под ремень и сказал:

— Не узнал меня? А мы как-то встречались. Я допрашивал тебя несколько лет назад. Ты со своими друзьями решил выгнать законных владельцев из одного московского кафе. Хозяина заведения вы с дружками изувечили. Помнишь?

Вадим узнал Девяткина сразу, с первого взгляда, вспомнил допрос в подвале полиции. Это воспоминание, такое далекое, не было приятным. В ответ он пожал плечами, мол, в жизни много разного случалось, если всякую ерунду помнить, голова станет квадратной.

— Я мог отправить тебя в Магадан лет на десять, — Девяткин подошел ближе и сжал кулаки. — Но объявились влиятельные друзья в прокуратуре. Ты трех дней не просидел в следственном изоляторе. Дело затребовали наверх, где оно и потерялось. А ты вышел на свободу. Ну, вспомнил?

— Господи, это были ошибки молодости, — сказал Вадим. — Ну, кто из нас не ошибался. Я давно поумнел, стал законопослушным человеком.

Девяткин наотмашь ударил его по лицу.

— Где она? — шепотом спросил Девяткин.

— О чем речь?

— Где она? — голос сделался еще тише.

Девяткин размахнулся и ударил в ухо, а слева добавил по носу. Голова Вадима мотнулась из стороны в сторону. Из носа потекла кровь, он слизал ее кончиком языка, раздвинул ноги и плюнул на пол.

Девяткин скинул пиджак, бросил его на диван и закатал рукава рубашки. Затем извлек из кармана кожаные перчатки, осмотрел их, будто впервые видел, и медленно натянул на руки. Затем расстегнул молнии рюкзака, вытащил и положил на пол ножовку, молоток и несколько десятидюймовых гвоздей. Приготовление к пыткам порой страшнее боли. Зловещие манипуляции должны были произвести должное впечатление на Вадима, но он, кажется, он оставался спокойным, голос был ровным, без нервной дрожи:

— Хватит меня пугать, придурок. А то сделаешь заикой.

Радченко включил телевизор, опустил жалюзи и прикурил сигарету. Он встал возле двери и представил себе, что будет дальше. С Вадимом придется повозиться, он здоровый бугай и наверняка умеет терпеть боль. Можно быть спокойным: криков о помощи никто не услышит. Ночью да еще в такую погоду найдется немного желающих прогуляться по пляжу и его окрестностям. Девяткин, подумав, снял рубашку, оставшись в майке, достал из рюкзака плоскогубцы. Тут зазвонил телефон Радченко.

— Тебе повезло, старик, — Эдик Волков находился в приподнятом настроении. — Сегодня твоя жена…

Радченко, решил, что разговор не для посторонних и спросил можно ли выйти на минуту. Он захлопнул за собой дверь, встал на крыльце.

— Говори, я слушаю.

— Мы пробили мужика, с которым твоя жена ходила в ресторан «Прага», — сказал Эдик. — Это некий Алекс Ключевский, он занимается ландшафтным дизайном. Всякие там редкие деревья, кустики и цветочные клумбы. Плюс строительство беседок, финских бань и прочей ерунды. Крутой парень без жизненных проблем. Его клиенты в основном толстосумы с Рублевского шоссе. Состоит в разводе с третьей женой. Ну, пока путается с бабами, женами своих заказчиков, со всеми подряд.

За шумом дождя и прибоя Радченко едва разбирал слова. Он спустился с крыльца, отошел за угол дома, остановился под тентом. Здесь было тише.

Девяткин в это время подошел своему пленнику, неподвижно сидящему на стуле, и сказал:

— Пожалуй, я тебя просто пристрелю. И пачкаться не стану.

— Стреляй, — ответил Вадим. — Я стал богат. А богатому веселей умирать. Но… Я был мог поделиться. Это мое предложение. Тебе ведь нужны деньги?

Девяткин засмеялся, но смех был каким-то наигранным, неискренним.

— Только помни, мент: тебя найдут мои друзья. И ты подохнешь бедным. Но это будет еще нескоро. Сначала тебя сделают жалким калекой. Ты будешь побираться, ползая по грязному тротуару и выпрашивая у прохожих мелочь на пропитание и стакан водки. Но никто не такому дураку не подаст.