Андрей Троицкий - Ревность

— Чем больна Ольга? — спросил Девяткин.

— Господи, она здорова. Ее недомогание — это просто следствие сильной интоксикации. Такое довольно часто случается у беременных женщин.

Девяткин присел на корточки и взглянул на Вадима с интересом:

— Не понял. Она беременна?

— По-твоему беременная женщина это противоестественное явление? — впервые Вадим усмехнулся. — Разве Джон об этом не знал? Ничего себе муж…

Радченко, стоявший за спиной Девяткина, шагнул вперед:

— Отсюда до Калифорнии две тысячи миль. Рано утром откроют пункты проката. За двадцатку в сутки можно взять небольшой фургон для перевозки мебели. Мы же не можем везти его в багажнике «Форда». Да и в багажник эта туша не войдет.

К утру океан не успокоился, в тучах, закрывших небо, не видно просвета, моросил дождь. В восемь утра Радченко был на стоянке фирмы, выдающей напрокат небольшие фургоны для перевозки мебели. Он осмотрел одну из машин: грузовой отсек такой просторный, что в нем запросто поместится десяток арестантов. Оставив «Форд» на общественной стоянке, он вернулся назад, подогнав фургон к самому дому. Вадиму развязали ноги, чтобы не тащить его на себе, и затолкали в кузов.

Вместе с ним сел Девяткин, злой и не выспавшийся. Ночью не удалось сомкнуть глаз ни на минуту, травмированная ключица и плечо болела нестерпимо, рука опухла, пальцы едва сгибались. Остановились возле аптеки, Радченко купил эластичный и бумажный бинт, тюбик обезболивающей мази, перевязал руку Девяткина и погнал фургон на запад. Первый раз остановились после полудня, Радченко купил на заправке бутерброды и две коробки воды в банках. Сел за руль, чтобы не терять времени на еду, и поехал дальше.

В кузове Девяткин улегся на покрывала с кроватей, захваченные из коттеджа, боль немного отпустила. Он неторопливо жевал бутерброд с ветчиной и помидорами, сдобренный майонезом, пил газировку и болтал о своих кулинарных пристрастиях. Много говорить не в его привычке, но сейчас, беспрерывно шевеля языком, он боролся с дремотой. Позади еще одна бессонная ночь третья подряд, а это много — даже для него. Глаза сами закрываются, но спать нельзя.

Вадим, связанный скотчем, лежал на дощатом настиле и пялился в потолок. Когда фургон трясло, голова ударялась об пол, и мигрень, терзавшая его с ночи, усиливалась. За несколько часов, проведенных в беспомощном состоянии, он потерял способность к сопротивлению, хуже того, перестал трезво соображать, а в душе засел неистребимый животный страх.

Он терпеливо слушал рассказы о приготовлении шашлыков и лобио по старинным рецептам, мучаясь жаждой и голодом, облизывал растрескавшиеся губы и косил взглядом на бутерброды в прозрачном пакете и упаковку газированной воды. Со вчерашнего вечера он не съел ни крошки и не выпил ни глотка воды, но попросить не хотел, боялся, что робкая просьба спровоцирует у полицейского приступ неуправляемого гнева. И Девяткин, хоть и дал честное слово оставить ему жизнь, в отместку за сломанную руку пристрелит его.

— Майонеза слишком много, — Девяткин дожевал первый бутерброд и облизал жирные пальцы. — А майонез это штука такая… Он любит правильную пропорцию. Можно испортить блюдо, если положишь много или, наоборот, мало. Ты сам кулинарией не увлекаешься?

— До всего руки не доходят, — Вадим инстинктивно захотел сглотнуть слюну, но во рту было сухо. — Раньше жена готовила, с которой я… Которую я…

Он запутался в словах, потому что язык не ворочался.

— Понятно, — Девяткин выудил из пакета второй бутерброд, перед тем, как откусить, осмотрел его со всех сторон. — Ты человек важный, занятой, чтобы такими глупостями баловаться. Самому готовить и всякое такое… А я вот один живу. Приходятся возиться. Так вот, о майонезе… Когда маринуешь мясо, чтобы пожарить, советую настоятельно, — всегда в маринад майонез добавляй. Бифштексы сочными получаются. И корочка такая… Хрустит аж. Лучше запивать охлажденным пивом. Светлым, разумеется.

— Тебе бы на телевидении передачу вести, — не удержался Вадим. — Ну, типа «Хозяйке на заметку» или «Домашний повар».

— Не остри, — Девяткин впился зубами в бутерброд. — Я с одним остряком как-то ехал в таком вот фургоне. Как с тобой. К середине дороги мне его остроты немного надоели. Пришлось остановиться, достать лопату и выкопать яму, не очень глубокую. Дальше поехал один. В полной тишине и покое.

Машину тряхнуло, Вадим стукнулся затылком об пол и замолчал. Девяткин жевал бутерброд и болтал о кулинарии, доводя его до исступления. Покончив с бутербродами, Девяткин сказал: