Павел Орлов - Оперативный гамбит

Р: Послушайте, вы меня зря за дурочку держите!

Г: Почему за дурочку?

Р: Потому что! Я прекрасно знаю, что для того, чтобы прописаться в какую-то комнату, надо иметь согласие тех, кто в ней живет.

Г: Правильно. И что?

Р: Как вы могли прописаться здесь без маминого согласия?

Г: Слушай, милая, почему ты решила, что я тут без маминого согласия прописался?

Р: А с какой стати она тут будет прописывать постороннего человека?

Г: Какого постороннего?

Р: Вас — кого же еще!

Г: Слушай, ты совсем ничего не знаешь, да? Тебе мать ничего не говорила?

Р: Ничего.

Г: Ну — тогда извини!

Р: Так а что мне мама должна была сказать?

Г: Что она замуж вышла.

Р: За вас?

Г: А что — я плохой жених?

Р: Не знаю.

Г: Можешь узнать! Я теперь опять свободен. Кстати, и в комнате тогда можешь жить, если хочешь.

Р: Спасибо, я уж так как-нибудь…

Г: Как хочешь.

Г: Только смотри — не опоздай, если вдруг надумаешь.

Р: Что значит «не опоздай»?

Г: Я, наверное, комнату эту продавать буду.

Р: Продавать?!..

Г: Наверное, говорю. Я еще пока точно не решил. Но покупатель у меня уже имеется на всякий случай. Так что смотри — если передумаешь, звони. А может, ты ее сама купить хочешь?

Р: Почему это я свою же комнату буду покупать?

Г: Потому что она твоя раньше была, а теперь — моя. Твоя мама ее приватизировала и завещание на меня сделала. Так что — моя.

Р: Это мы еще посмотрим!

Г: Давай, смотри…

Г: Ты что думаешь, что я какой-нибудь бандит, да? У меня тут все законно, можешь хоть всю милицию сюда пригласить. Хочешь — зови прямо сейчас, мне бояться нечего. Прописан я здесь, твоя мать согласие дала, сама в паспортном столе была. Прописан на основании свидетельства о браке — могу его показать, если надо. Завещание есть — тоже показать могу. Что еще смотреть хочешь?

Р: Ничего…

Г: Ну а ничего — так и разговаривать нечего. Я тебе сказал — хочешь, давай тут со мной жить, места хватит. Но если я комнату продавать буду, то тебя спрашивать никто не станет. Если надумаешь покупать — пожалуйста, тебе продам — другим откажу… Только быстрее думай!

Г: Вот человек — он со мной давно уже работает и этим делом заниматься будет, когда я скажу. Я хочу свою квартиру покупать, поэтому продавать эту комнату буду. Все!

Р: До свидания!

Посторонние шумы, запись выключена.

Я, в отличие от вас, эту запись слушал на кассете, поэтому мне было полегче. Я могу всю картину представить себе… более рельефно, что ли…. Так вот: Гена этот, повторяю, был абсолютно спокоен. А в данной ситуации это означает, что либо его позиция стопроцентно надежна, либо он — стопроцентный наглец. Впрочем, скорее первое, поскольку, каким бы наглецом ты ни был, но подделывать штамп о прописке, а потом еще и светить паспорт в ситуации, того, в общем-то, ни требующей — это уже не наглость, а откровенная глупость. То есть резонно будет полагать, что Гена действительно прописан в этой квартире на Пушкинской, и прописан на законном основании. А законные основания, насколько я помню лекции по гражданскому праву, в данном случае означают, что и брак его с Вериной матерью тоже был законный. И тогда последние слова Гены — это тоже не блеф и не пустая бравада. Если комната была Роговой приватизирована, то теперь все определяет наличие завещания. При отсутствии такового Вера и этот Гена имеют равные права, как наследники первой руки, и в суде можно будет за комнату «пободаться». Но ведь он сказал еще, что завещание есть… Причем, судя по тону, каким это было произнесено, оформлено оно именно на него. Если так — то мы напрасно тратим время. Зря Вера еще раз паспорт кавказца не посмотрела — надо было и штамп о регистрации брака проверить. И уж совсем зря не стала смотреть завещание. Немного странно, правда, что мать при решении этого деликатного вопроса забыла про собственную дочь, но кто его знает, соображала ли она вообще что-либо в этот момент… Впрочем, документа этого никто из нас в глаза не видел, а посему нечего о нем и рассуждать. Это — если дело до того дойдет — уже забота адвокатов.

Следующим пунктом у нас идет больница.

В больнице Вера побывала на следующий день. Оказалось, что врачебное свидетельство о смерти, которое действительно может получить только близкий родственник покойной по предъявлении собственного паспорта и документа, указывающего степень родства, уже получил муж. Главврач больницы — женщина, со слов Разумовской, приятная и интеллигентная — внимательно выслушала ее и разрешила выдать вторую копию документа. И, хотя Вера уже давно носит фамилию мужа, и никаких документов, удостоверяющих ее родство с матерью, не нашла, ей поверили на слово. Может быть, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что Разумовская действительно очень похожа на свою мать — во всяком случае, на фотографии, которую она принесла с собой. При этом, правда, главврач не могла понять, зачем ей этот документ нужен. В ЗАГСе все равно свидетельство о смерти дадут только на основе оригинала, который уже забрал Раджабов.