Павел Орлов - Оперативный гамбит

А потом оказалось, что никакая это не татуировка, а такая наклейка. Даже не наклейка, а что-то типа переводной картинки — помнишь, как во времена нашего детства? Но сделано натурально — я и сам в первый момент испугался. Ольга, естественно, в слезы — ей Танька еще и губу разбила, когда ударила, — и говорит: «Не пойду теперь в школу! И вообще с вами больше жить не хочу!» Пошутила, словом… И эта тоже: могла бы потом и извиниться. Я понимаю, что шутка дурацкая — Ольга может иногда отмочить — но лупить-то сразу зачем, а?! Девке-то уже шестнадцать почти! — Серега нервно затянулся. — К матюгам-то давно привыкли — я и внимания не обращаю, — а когда руки распускает… Честное слово, Паша, мне самому домой идти не хочется! Эх, если бы не дочь…

Тут мне сказать просто нечего. Посочувствовать?.. А смысл?..

И вот сейчас мы прихлебываем чай и выслушиваем Веру — послушайте и вы, ежели интересно. Пойдем в хронологическом порядке.

Как я уже сказал, встреча Разумовской с Геной состоялась в тот же день, когда она побывала у меня первый раз. И вновь хочу отдать должное моей подопечной. В отличие от подавляющего большинства женщин, из технических средств могущих обращаться только со стиральной машиной и феном, она умудрилась не перепутать клавиши диктофона, в результате чего запись получилась уж если не отменного, то вполне сносного качества.

«СТЕНОГРАММА

магнитофонной записи беседы Разумовской Веры Юрьевны (далее «Р») с мужчиной по имени Гена (далее «Г» [10] В том, что этот Гена — порядочное «Г», Леночка Огурцова, делавшая стенограмму, не ошиблась… Позже вы и сами в этом убедитесь! ).

Микрокассета МК-60, без номера, запись на стороне А, продолжительность записи — 06 минут 48 секунд.

Посторонние шумы, стук в дверь.

Р: Можно?

Г: Пожалуйста!

Р: Я — дочь Зинаиды Васильевны.

Г: Я уже знаю. Вы очень похожи!

Р: Я вот приехала…

Г (после некоторой паузы): Ну, я вижу, что приехала… И что?

Р: Мне надо где-то жить.

Г: А я тут при чем?

Р: Как при чем? Это моя комната!

Г: Это?.. Кто тебе сказал, что это твоя комната?

Р: Как это?

Р: Это моя комната!

Г: А я тебе говорю — кто тебе сказал, что она твоя?

Р: Моя и мамы.

Г: А ты что — тут прописана? Или ты ее купила?

Р: А вы что — прописаны?

Г: Я?

Р: Да, вы!

Г: Тебе паспорт показать?

Р: Зачем мне паспорт? Вы только скажите — прописаны или нет.

Г: Зачем говорить…

На, смотри… (Шелест бумаг.)

Ну что?!

Р: Как вы могли здесь прописаться без моего согласия?

Г: Слушай, милая, а кто ты такая, что твое согласие нужно получать?

Р: Это моя комната.

Г: Это я уже слышал. А чем ты можешь доказать, что это твоя комната?

Р: Я здесь родилась и жила больше двадцати лет.

Г: Ну и что? Я, милая, в Баку родился — давно. Только в той квартире теперь неизвестно кто живет — я давно уехал и там уже десять лет не был. И что — я сейчас приеду, скажу людям: «Слушайте, это моя квартира, потому что я тут родился!»… Так?

Г: Ну, что ты на меня смотришь? Ты уехала отсюда? Уехала… Прописку потеряла? Потеряла… Ты что — на улице живешь, да?

Р: Почему на улице?

Г: Я не знаю, почему… Это ты говоришь, что тебе жить негде. Тебя что — муж выгнал?

Р: Никто меня не выгонял.

Г: Вот и живи тогда себе с мужем!

Р: Послушайте, но так же нельзя…

Г: Чего нельзя?

Р: Ну, вы же понимаете, что я в этой комнате выросла, и я приехала к матери, а тут вы…

Г: Тебе что — еще раз паспорт показать? На, смотри — мне не жалко… (Посторонние шумы.)

Р: Не надо мне вашего паспорта! Я хочу знать, как это вы прописку получили в нашей комнате.

Г: Как прописку получил? А как ее получают, знаешь?

Р: Нет.

Г: Не знаешь?

Р: Не знаю.

Г: Тебе рассказать?

Р: Расскажите.

Г: Пожалуйста! Идешь в милицию, в паспортный стол, пишешь заявление, подождешь немного — и тебя прописывают.

Р: Надо же, как просто…

Р: Так что: я сейчас могу пойти в милицию, и там меня сразу пропишут?

Г: А почему нет?

Р: Тогда я завтра пойду и пропишусь в эту комнату.

Г: Попробуй.

Р: В каком смысле «попробуй»?

Г: Ты что, русского языка не знаешь? Попробуй — попытайся, значит.