Кэролайн Грэм - Убийства в Бэджерс-Дрифт

Он направился к черному ходу, дойдя до двери, обернулся, посмотрев туда, откуда они пришли. Барнеби подумалось, что любой садовник обязательно раскрывает свою сущность в своей работе.

Трудно найти что-нибудь более явственно свидетельствующее о человеке, чем его сад. Простая гармония у мисс Симпсон; неухоженная порывистость у мисс Беллрингер, а здесь… он смотрел на вычурно подстриженные кусты, на гладкую, как бильярдный стол, лужайку, на пруд с цементным херувимом, механически поливающим струйкой пластмассовую лилию. В этом саду в буквальном смысле слова процветала откровеннейшая пошлость.

Он проследовал в коридор. Прямо над его головой появилась пара черных ботинок, которые затем спустились по ступенькам сосновой лестницы вместе с последовавшими за ними твидовыми брюками, рубашкой с коротким рукавом и раскрасневшимся бородатым лицом.

— Закончили там? — спросил Барнеби.

— Да. Отпечатков куча. Но кажется, все принадлежат одному человеку. Скоро узнаем.

Барнеби взобрался по лестнице. В ней оказалось примерно дюжина ступенек, широких и прочных, сильно отличавшихся от обычных узких алюминиевых планок в большинстве домов. Проход на чердак тоже был расширен, явно в соответствии с габаритами миссис Рейнберд, и его окружали с двух сторон перила высотой фута в три. Барнеби выбрался на чердак, Трой за ним.

Помещение было очень просторным, балки сделаны из некрашеного дерева, стены побелены, на полу лежал шерстяной ковер цвета овсянки. В обоих концах чердака оказалось по круглому окошку. Под каждым стоял простой деревянный стул. На подоконниках лежало по тетрадке с ручкой. На сиденье одного из стульев инспектор увидел большой цейссовский бинокль. Еще в помещении имелось два шкафа с бумагами — и все. Барнеби, ожидавший найти здесь привычные кучи барахла или еще одну пошло обставленную комнату, оглядывался в некотором недоумении. Он взял в руки бинокль и посмотрел на улицу.

Какое-то лицо из толпы неожиданно как будто прыгнуло на него, и он рассмотрел его в мельчайших подробностях. Расширенные поры, волоски в носу, розовые пластмассовые бигуди, лепестки цветочков на шарфе. Барнеби подкрутил колесико настройки и перевел бинокль дальше. Перед «Негритенком» было полно машин и людей. И подъезжали новые. Как будто вся деревенская жизнь сосредоточилась здесь. И нельзя было сказать, что этот вид ему понравился.

— Сержант, доставайте все из этих шкафов. И начинайте таскать вниз. — Он положил бинокль и пролистал одну из тетрадей, выбрав наугад дату. Он прочел следующее:

«10.30 утра м-р и м-с У. перешли к почтовому ящику, чтобы не встретиться с мисс Дж. Награда за кормовые культуры явно до сих пор не дает покоя.

11.14 А. зашла к м-с С. Оставалась пятьдесят минут. С хозяйственной сумкой, вначале пустой, когда уходила — чем-то набита. Вернулась домой через почту.

12.00 М-с У., м-с Дж. и мисс К. двадцать минут сплетничали за почтовым ящиком. Первой ушла мисс К. Глупая женщина.

12.42 М-р и м-с Д. пошли в церковь с розами.

1.00 дня Семь машин перед «Негритенком». Несколько не местных. (Здесь были перечислены пять номерных знаков.)

3.20 М-р Й. зашел в коттедж Д. Принес бутылку вина.

4.50 М-с Л. поехала в гараж У. (Красная звездочка.)

5.03 М-р Й. вышел из коттеджа. Отправил два письма. Вернулся домой».

Барнеби закрыл тетрадь. Ежедневные занятия мисс Рейнберд не удивили его. Он никогда не недооценивал крайней степени удовлетворения, которое приносило некоторым людям знание о том, что происходит у всех соседей. Страстный интерес к жизни ближнего казался ему вполне человеческой чертой, которая вряд ли заслуживала называться пороком, а тем более грехом. Если бы он сам постоянно не интересовался жизнью и поведением других людей, он бы не имел той работы, что имеет. Он посмотрел на Троя, спускающегося вниз со стопкой папок.

Нет. Барнеби заинтересовало не открытие того, что миссис Рейнберд наблюдала не за свиристелями, а за людьми, а то, что она делала с полученными таким образом знаниями. Собирая оставшиеся бумаги и начиная спускаться вслед за Троем, он думал, что обстановка чердака производит какое-то аскетическое, едва ли не безжалостно-функциональное впечатление. Внизу все было вычурно-капризно, но здесь — совсем другое дело. Здесь, думал Барнеби, в последний раз оглядываясь, пахло настоящим бизнесом.

Прибыл передвижной оперативный штаб, возбудив всеобщее любопытство. Тягач уехал обратно; зажужжали моторы, четыре ноги уперлись в землю, вагончик встал на место. Кто-то из толпы прокричал: