— Тот или та, кто убегал, могли услышать, как вы открывали окно?
— Вполне возможно, — ответила она и, устремив на него безмятежный взгляд, спросила: — Это важно?
Трой воспринял этот вопрос со смешанным чувством изумления и благоговейного трепета. Перед ним была женщина, которая водила машину, занималась финансовыми делами в коммуне, общалась с банкирами, принимала и организовывала обслуживание большого числа людей. Все эти качества сочетались у нее с пламенной верой в архангелов, в практическую помощь высочайших сил при решении вполне конкретных юридических или бытовых проблем, вплоть до посылки на землю астрального виртуоза в обращении с холодным оружием, когда понадобилось не более и не менее как переместить в высшие сферы главного заправилу в этом балагане. Он увидел, как Мэй наклонилась к Барнаби, у которого был страдальческий вид, и участливо спросила его:
— Вам, кажется, нехорошо, инспектор?
Шеф издал скрежещущий звук, будто прочищая горло. Мэй это явно встревожило:
— У вас что-то с ларинксом, это может быть признаком непорядка с почками.
Этот серьезный диагноз был выслушан шефом стоически.
— Если хотите, могу сию минуту сделать вам ингаляцию с пассифлорой?
Барнаби сдержанно, но достаточно решительно отказался. Трой подумал про себя, что его шефу никакие подобные средства пока еще не нужны: «Он вполне еще крепок, старый хрыч, хотя неплохо бы ему хоть чуть-чуть себя поберечь».
Барнаби видел, что Мэй разочарована его отказом. Она с сожалением покачала головой, но ее уверенность в своих возможностях от этого ничуть не пострадала. Это явно была одна из тех натур, для которых помогать всем и каждому естественно. Он не сомневался в ее добрых намерениях, хотя подозревал, что эти намерения будут осуществляться так, как считает нужным именно она, а не тот, кого она решила облагодетельствовать.
— Разрешите нам осмотреть комнату мистера Картера?
— Там ничего не осталось.
— И все же.
Она двинулась к дверям, но продолжала говорить:
— Хочу дать вам маленький совет, инспектор. Думаю, он будет вам полезен: выдерните с корнем амарант, — только это нужно делать обязательно в пятницу и при полной луне, — иначе бессмысленно, — заверните в чистую льняную белую ткань и носите как ладанку. Это защитит вас от пули.
— Полиция обеспечивает нас защитным обмундированием на этот случай.
— Да? Теперь налево. Это очень любопытно. И сейчас вы в нем? Можно взглянуть?
Глаза Мэй сияли так же, как и янтарные крупные серьги в ее ушах. Она подумала, что участие в расследовании довольно интересное дело! Подумала и о том, что, вполне возможно, отказываясь от контактов с телевидением, а также от печатной продукции недуховного содержания, они оберегали себя не только от негативных вибраций, но и от благостного воздействия тонов и полутонов цветовой палитры современной жизни. «Пожалуй, мне стоит это восполнить», — решила она и тут же устыдилась своей нелояльности к принципам общины.
— Как считаете, инспектор, можно ли сказать, что я помогаю полиции в расследовании? Мне всегда было любопытно, что сия фраза означает.
Они уже подошли к дверям соседней комнаты, и Мэй не получила ответа на свой вопрос: ее поблагодарили и оставили за дверью.
Барнаби и Трой огляделись. В помещении царил образцовый порядок. Меблировка включала только самое необходимое. Два стула светлого дуба с гнутыми спинками, которые умелый продавец мог бы с легкостью выдать за антикварные, очень дорогие; узкая кровать; маленький столик; шкаф — пустой, за исключением обувной коробки с наименованием индийской фирмы дорогой обуви; комод с выдвижными ящиками. На дальней стене — три крюка, ввинченных в простую доску. Белое покрывало из хлопка, похожее на те, которыми обычно застилают кровати в общежитиях для мужчин, застелено по-больничному, без единой складки поверх жесткого матраца. Все остальное в этой комнате лишь подчеркивало атмосферу аскетизма и самоотречения. В этом пуританском месте любая лишняя складочка показалась бы свидетельством роскоши или беспутства. Голые стены. Лишь на одной они прочли текст: «Бог есть круг, чей центр везде, чья окружность нигде».
Трой проверил ящики. Пусто. Барнаби оглядывал комнату и думал о том, сколь явственно ее обстановка указывает на существующую в сознании многих связь между необходимостью физического дискомфорта и достижением духовного совершенства. Думал о целителях во власяницах, о самоистязании, об измазанных сажей, со спутанными волосами смердящих йогах, проводящих годы во мраке пещер; о людях, добровольно сжигающих себя или идущих навстречу смерти в пасти больших полосатых кошек. Старший инспектор не видел в этом ни поэзии, ни здравого смысла. Другое дело — отдых в любимом кресле на закате дня или в летний вечер в гамаке, когда рядом бокал с вином и из открытых окон доносятся божественные звуки музыки. А ночи с Джойс, о, как он все еще любил эти ночи! И зимние вечера, когда он делал наброски ее все еще юного профиля.
Читать дальше