Кэролайн Грэм - Смерть под маской

Джанет поймала свое отражение в зеркале: растрепанные волосы, острый, обтянутый кожей нос с горбинкой… Внезапно до нее дошло, что, возможно, она больше никогда не увидит Трикси. Она будто слышала, как утекает сквозь пальцы время, и опустошающее чувство потери сдавило ей горло. Это пригнуло ее к земле, и Джанет упала на колени. Впереди ее ожидали унылые и невыносимые сумерки, бесконечные сумерки без надежды увидеть когда-нибудь солнечный свет.

Она прочла когда-то, что очень сильное внезапное потрясение может убить в человеке воспоминания. Она, наверное, согласилась бы на это: думала бы о Трикси с любовью, но отстраненно, не вспоминая событий прошлых месяцев. В этом было нечто очищающее душу, стоическое. Абсолютная уверенность в том, что ты в этом не ищешь ничего для себя лично, уже действовала успокаивающе. Она будет идти по жизни одна, все время повторяя про себя жестокие и невеселые слова о том, что единственный верный способ получить в этой жизни то, что хочешь, — это хотеть то, что у тебя есть.

Ее мать употребила бы в этом случае слово «удовольствоваться». Джанет вспомнила, как она, покупая ткань, кусок мяса или рисунок для вязания, говорила: «Пожалуй, я удовольствуюсь вот этим». Джанет всегда толковала эти ее слова однозначно: «Это не то, чего мне хотелось бы, но лучше, чем ничего».

Однако едва Джанет решила удовольствоваться тем, что есть, как на нее нахлынула сильнейшая жажда общения, человеческого тепла и света. Она зарылась лицом в букет душистых роз и разрыдалась.

Кристофер и Сугами в это время находились в кабинете. Она стояла, глядя в окно, он опустился на одноногий крутящийся стул, на котором еще недавно сидел, ведя допросы, Барнаби. У ног Кристофера лежал небольшой кейс из свиной кожи, а на столе перед ним — большой нераспечатанный конверт. За три дня все поверхности в комнате уже успели покрыться слоем пыли.

Они говорили о смерти. Сугами — с усилием и раздражением, как бывает, когда ты вынужден дотрагиваться до еще открытой раны; Кристофер, которого это тоже начинало раздражать, — с явной неохотой.

— Ведь это невозможно, не так ли? — сказала она, — я имею в виду, невозможно представить, что значит быть мертвым. Ты способен, конечно, представить это с чисто внешней стороны: море цветов, все роняют слезы и так далее. Но все это вообразить ты в состоянии, только пока живой.

— Наверное. Слушай, давай все-таки поговорим о чем-нибудь другом, а?

Когда она не ответила, он приподнял кейс и положил его на ближайший деревянный, с высокой спинкой стул со словами:

— Разберем хотя бы вещи твоего отца.

— Разберем? Незачем разбирать — там всего лишь одежда. В следующий раз, когда кто-нибудь поедет в Каустон, пускай сдаст все в благотворительный центр.

— Тут еще и конверт.

— Да знаю я про конверт! Я же расписывалась, когда его получала.

— Успокойся, пожалуйста.

Он вытряхнул на стол содержимое конверта: бумажник Гая, ключи, платок, приспособление для обрезки сигар, зажигалка, пустой коричневого цвета пузырек. И маленькая визитная карточка, смятая так, будто кто-то сжал ее в руках, с тисненым посланием от Яна и Фионы. На обратной ее стороне был изображен изящный веночек и к нему — текст: «Мы всей душой желаем счастья вам!» [42] Цитата из пьесы У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (действие 5, явление 1). Перевод Е. Бросалиной. У. Шекспир. В конверте осталось что-то еще. В самом дальнем его уголке.

Кристофер засунул туда руку и вытащил часы. Они лежали на его ладони, источая ослепительный свет, снопы ярких огней. Сплошные бриллианты. Он не удержался от восхищенного возгласа. Сугами обернулась. Когда он поднял на нее глаза, то увидел, что она смотрит на него в упор изучающим взглядом. Лицо ее ничего не выражало. Он положил часы на стол, и на его розовато-коричневой запыленной поверхности они засияли, словно звезда. Стараясь, чтобы голос не выдал его страстного желания обладать этим сокровищем, он спросил:

— Что будем со всем этим делать? Может, передадим твоей матери?

— Не думаю, — ответила она, подходя к столу. — Лишнее напоминание о нем — это последнее, что нужно ей теперь. Это из-за него она стала такая, как сейчас.

— Пустой пузырек?

— Там были его сердечные пилюли.

— Значит, у него было время их принять.

— Похоже на то.

— Его бумажник чем-то набит.

Действительно, в одно из отделений коричнево-кремового бумажника из крокодиловой кожи явно что-то запихнули. Кристофер тряхнул его, и оттуда, как конфетти, вылетело целое облачко бумажек. Кристофер поймал несколько обрывков.