Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

— Вы знали моего сына? — спросила она по-английски.

— Нет, но мы ведем расследование дела, к которому может иметь отношение его смерть. Когда мы могли бы поговорить? — стараясь проявить деликатность, спросил Даниэль.

— Прямо сейчас. Чем быстрее его убийца понесет наказание, тем лучше.

— Вы можете сказать, зачем он сюда приехал?

— К сожалению, последние два года я мало общалась с ним. Нет, он приезжал и заботился обо мне, но почти не посвящал меня в свои дела. Во всяком случае, я знаю, что он много путешествовал, и мне казалось, это довольно странно для студента ешивы [13] Ешива ( ивр. ) — высшее религиозное учебное заведение, предназначенное для изучения Талмуда. . Но знаете, он был просто золотым сыном. Моим единственным сыном. Он никогда не ввязался бы ни во что плохое. Вы понимаете, что я имею в виду. Он был эрлихер ид [14] Эрлихер ид ( идиш ) — верующий еврей. .

— Сколько ему было лет?

— Всего двадцать четыре. Вы можете себе представить?

— Где он учился?

— В ешиве, религиозной школе. Через год он должен был стать раввином, так он мне говорил. Если, конечно, его поездки не сказались бы на продолжении учебы. Он был прекрасным парнем, хасидом, как и его отец, да покоятся они оба в мире.

— Хасидом?

— Карлин-столинским хасидом. Его бабушка с дедушкой — родители моего мужа — были из тех немногих, кому удалось бежать из Европы и спастись. Не понимаю, зачем ему понадобилось возвращаться сюда, здесь не место евреям.

Они уже прощались с матерью убитого, когда она вдруг что-то вспомнила:

— Возможно, это не имеет значения, но однажды мой сын навещал меня вместе с одним хасидом уже зрелого возраста. Не знаю, может быть, он пытался найти мне нового мужа или еще почему, но в любом случае этот еврей был родом из Финляндии. Имени его я не помню. Очень тихий человек.

Аско и Даниэль вышли с кладбища и направились в парк Вяйнямёйнена [15] Вяйнямёйнен ( фин . и карел . Väinämöinen) — главный герой карело-финского поэтического эпоса «Калевала». . Распогодилось, солнце разогнало туман, на робко позеленевших газонах расположились студенты с книжками. Они принесли с собой складные стулья, поскольку земля была еще холодной и сырой от растаявшего буквально за последние недели снега.

— Никогда не слышал, чтобы кто-то из финских евреев стал хасидом, — сказал Даниэль.

— Может быть, какой-нибудь молодой человек, уехавший в Америку несколько десятков лет назад.

— Ну разве что, только вот случайно ли он является хорошим знакомым приехавшего сюда и убитого молодого человека?

Аско пожал плечами. Повисло молчание. Они дошли до парковой спортивной площадки. Шум города едва долетал досюда, да и вообще было воскресенье.

— Не успел кое-что рассказать тебе, — вспомнил Даниэль.

— О чем?

— Об этой бумаге со старой схемой мест в синагоге. Я заметил там одну интересную вещь.

Яновски вдруг остановился и с тревогой посмотрел на напарника:

— Она ведь у тебя?

Тот порылся в сумке, но не нашел в ней папку. Он посмотрел на Даниэля и почувствовал, как краска смущения заливает его лицо. Как он мог так простодушно поверить Элине Мянтю?

— Я думал, она тут, — пробормотал Аско.

— Она могла остаться ночью в синагоге? — быстро спросил Даниэль.

— В принципе, да. Хотя вообще-то мне казалось, что я ее забрал…

Даниэль лихорадочно прикидывал, что нужно сделать в первую очередь. Он ощутил покалывание в конечностях, дыхание участилось, в голове промелькнула мысль: «У тебя есть руки, ноги и легкие. Настало время ими воспользоваться».

— Я иду проверить, не осталась ли она там. Ты ищешь у себя дома. Если не найдется, то третий вариант ты и сам знаешь.

Сказав это, Даниэль припустил бегом в сторону Камппи и, прежде чем Аско успел что-либо ответить, проделал уже приличное расстояние по песчаной дорожке парка. Его кроссовки выбивали облачка пыли.

Вскоре Даниэль уже давил на кнопку звонка на воротах синагоги, моля о том, чтобы кто-нибудь оказался внутри. Из будки охранника вышел молодой человек, которому вряд ли было намного больше двадцати лет. Он узнал Даниэля и впустил его внутрь.

Яновски педантично осмотрел синагогу, заглядывая даже туда, куда они и вовсе не заходили ночью. Пластиковой папки нигде не было. Он поднялся на балкон и сверху осмотрел весь зал. Оставалось предположить, что папку похитили. Даниэль вновь оказался в такой же ситуации, что и с крышкой сундука: он мог полагаться только на собственную память. Перегнувшись через перила балкона, он посмотрел на первый ряд молитвенного зала. Даниэль помнил совершенно отчетливо, что на схеме по обеим сторонам от центрального прохода были места, подписанные именами сыновей Иакова в порядке их рождения, по пять имен с каждой стороны. В середине отсутствовали Иуда и Дан, хотя в том же ряду хватило бы места для всех двенадцати — по шесть имен справа и слева. Это должно было что-то означать, но он не понимал, что именно. Даниэль вздохнул, осмотрелся и подумал, что, пожалуй, ни разу не был в синагоге в одиночестве. Тут же ему пришла в голову мысль, что этот зал пустовал почти всегда, за исключением праздников и утренних богослужений в шабат.