Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

— То есть этот прием использовали древние составители Пятикнижия с целью замаскировать границы между исходными фрагментами для того, чтобы конечное произведение внушало больше доверия? — спросил Аско.

— Это один из вариантов, но если он соответствует действительности, то почему же эти повторения трудно заметить, если не искать их специально? Другими словами, почему те, кто соединял тексты в единое целое, использовали этот крайне сложный способ для устранения границ между ними, но при этом оставили различия в словоупотреблении, которые настолько бросаются в глаза, что их может заметить кто угодно и на них держится основная гипотеза происхождения этого произведения?

Мянтю скользнула взглядом по картинам в комнате, словно в поисках подкрепления своей мысли.

— Вот именно это я и исследую. Когда повтор слов был внесен в текст? Тут есть два варианта: либо эти конструкции добавлены позднее, то есть, вероятно, на этапе соединения отдельных преданий, либо они присутствовали там с самого начала. Если я не найду свидетельств, подтверждающих первый вариант, — то есть если, например, содержание вообще не страдает от обязательного повторения слов, — тогда можно предположить, что в тексте никогда не было границ между различными источниками. Если помимо этого я нашла бы какое-то свидетельство того времени, подтверждающее, что текст уже тогда составлял единое целое, а не состоял из отдельных стихотворных преданий…

В комнате повисла тишина. Казалось, Мянтю задумалась о чем-то другом. Затем ее лицо посерьезнело, и она посмотрела на Аско:

— Если моя догадка о том, что вы разыскиваете, верна, то почему вы скрываете это от меня?

— Извините.

— Вы ведь недавно спрашивали меня о древних текстах израильтян. Вы вообще представляете себе, что означала бы такая находка? — возбужденно продолжала она.

— Если вы хотите все-таки попытаться поспать, то пожалуйста, — сказал констебль как можно более дружелюбным тоном. — Или я вам позвоню, если нам что-то понадобится. Надеюсь, мы по-прежнему можем к вам обращаться.

Мянтю со злостью смахнула челку обратно на лоб. Выражение ее лица стало жестким. Оно плохо сочеталось с ее тонкими чертами, и на какое-то мгновение Аско подумал, что виноваты очки с толстыми стеклами.

Гостья встала и быстро собрала вещи. Аско развязал узлы на ручке входной двери.

— Профессор, и еще один момент. Постарайтесь больше не появляться на частной территории еврейской общины без разрешения.

Затем он отошел от двери, освободив проход.

Той же ночью, возвращаясь из общинного центра домой, Даниэль заметил маячившую далеко впереди фигуру. Яновски свернул за ней и прошел следом еще несколько сотен метров, пока незнакомец не остановился у какого-то дома и не принялся искать в карманах ключи. Даниэль ускорил шаги, перейдя на бег, и успел схватить неизвестного за запястье, когда тот уже входил в дверь.

— Спокойно, отойдите от двери, — сказал он.

Пожилой мужчина не на шутку перепугался и от страха ловил воздух ртом. В эту секунду Даниэль узнал его. Нелепость ситуации подчеркивало то, что полицейский задержал его на пороге собственного дома.

— Ребе! Извините, я не знал, что это вы!

— Даниэль, — облегченно выдохнул Клугман. Он все еще не мог прийти в себя.

Даниэль взял ключи у него из рук, открыл дверь в подъезд и, подведя к лестнице, усадил на ступени.

— Все в порядке? — озабоченно спросил Яновски.

— Мудрость наших предков гласит, что в девяносто человек сгибается под тяжестью лет, а после ста — как будто уже умер и его нет в этом мире. У меня, пожалуй, еще остается некоторое время.

— Разумеется!

— Знаешь, о чем я думал, когда шел сюда? Я думал о письме, которое наши предки направили в 1885 году представителям аристократического сословия в парламенте автономной Финляндии. Ты наверняка слышал о нем. Я перечитал его несколько дней назад. В этом послании они просили законодательно защитить положение евреев в Финляндии и писали, что принятие положительного решения по этому вопросу могло бы принести Финляндии «невиданную благодать». Как ты думаешь, их пророчество сбылось? Гражданские права предоставили, когда Финляндия обрела независимость, то есть лишь через тридцать два года после этого письма.

Даниэль улыбнулся. Только Клугман был способен предаваться размышлениям в подобной ситуации.

— Даниэль, я никогда не говорил тебе, что ты был… что ты мой любимый ученик? — вдруг спросил Клугман и взволнованно посмотрел ему в лицо.