Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

Вариантов получалось два, и в обоих окнах свет не горел. Поэтому он пошел дальше.

Выйдя из общинного центра, Даниэль двинулся в юго-восточном направлении и вскоре уже звонил в домофон облицованного камнем дома на Фредрикинкату. Он хорошо помнил это место, потому что часто бывал здесь несколько лет назад. Дверь на лестницу находилась между небольшим магазином одежды и кафе. На домофоне нужно было набрать 12. Этот код засел у него в памяти, поскольку у Иакова было двенадцать сыновей, легко запомнить.

Янкель Клугман сначала не ответил на звонок домофона, но, когда Даниэль уже собрался уходить, из динамика раздался дребезжащий сигнал. Клугман с женой на протяжении многих десятков лет жили в одной и той же квартире на последнем этаже.

— Даниэль Яновски! — воскликнул Клугман, увидев на пороге Даниэля. — Рассказывай, что тебя привело. Только скажи сначала, как поживает твоя супруга. Но перед этим устраивайся поудобнее. Я как раз заварил чай, выпьешь за компанию?

Они расположились в кабинете Клугмана. Все стены комнаты до самого потолка были скрыты книжными шкафами. На длинном деревянном столе стопками лежали бумаги, книги и папки, которым не нашлось места на полках, и лишь в одном углу стола оставалось крошечное свободное пространство, на котором помещался раскрытый блокнот. Некоторые стопки на столе были такими высокими и неровными, что, казалось, готовы обрушиться в любую секунду, причем направление их падения не смог бы предсказать никто. Между книжными шкафами остался небольшой участок свободной стены. Там висела наградная тарелка от еврейской общины. Мало кто удостаивался чести получить ее. Таких тарелок было изготовлено всего сто штук. В центре была изображена хельсинкская синагога. Вокруг рисунка располагалась фраза на иврите. Это была цитата из Торы: « Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое » [10] Вт. 30:19–20. . Эта фраза была когда-то выбрана девизом общины.

Голову Клугмана покрывала черная кипа. Белая оторочка по ее краю растворялась в его седых волосах. Пушистая седая борода на изрезанном морщинами лице почти скрывала тонкие губы.

Клугман уже перевалил за середину жизни и находился в лучшей ее половине. В молодости он получил образование раввина, но никогда им не был. Клугман баллотировался на эту должность в семидесятых годах, но одновременно на нее претендовал один американский раввин с большим опытом, который своим человеколюбием совершенно покорил руководство общины. Клугман мог бы стать первым финноязычным раввином, и поначалу все были уверены, что выберут именно его. Даниэль полагал, что принцип Клугмана — никогда никого не умасливать для достижения успеха — как минимум не улучшил его шансы. Да, он умел быть деликатным, но после обмена любезностями имел привычку говорить то, что считал нужным, даже если остальные были с этим не согласны.

А может быть, он сознательно уклонился от участия в выборах? Да, Даниэль часто думал, что Клугман неспроста изменил направление и выбрал другую дорогу — он сосредоточился на изучении еврейских текстов и обучении молодых людей, которые серьезно интересовались иудаизмом. Даниэль был одним из его учеников. Обычно раз в год в общинной газете выходила большая статья Клугмана, в которой тот излагал свои новейшие умозаключения. Мало кому хватало терпения читать эти статьи, но интеллектуалы их ценили. Жена Клугмана держала небольшую антикварную лавку на Калеванкату.

Даниэль рассказал о своих семейных делах, а Клугман — о своих. Затем он поднялся со стула и внимательно посмотрел на гостя:

— Ну? Не чай же пить ты сюда пришел.

— Я слышал от Минтцберга, что сегодня днем кто-то забрался в архив нашей общины. Он сообщил еще, что вы в это время были в библиотеке вместе с братьями Альтер.

Сказав это, Даниэль не смог сдержать улыбки. Он живо помнил, как многие годы назад занимался под руководством Клугмана в общинной библиотеке. Место, в котором происходит что-то важное, приобретает особое значение. Перед библиотечным столом стояли деревянные полки, и он помнил на них все сучки, в которые множество раз упирался его взгляд. Казалось, каждый из них мог бы ответить на какой-то вопрос.

— Забрался? Интересно, кому он может быть интересен? Да еще среди дня! Если ты хочешь спросить, видел ли я что-нибудь, то вынужден тебя огорчить. Мы занимались несколько часов, и дверь библиотеки была закрыта. Действительно, я слышал время от времени, что кто-то проходит по коридору, но это совершенно обычное дело.