Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

Сквозь опущенное стекло до них долетали обрывки неторопливого разговора — что-то про лопнувший обух, про деньги, которых стоит новый топор, и про хороших хозяев, у которых, если хорошенько поискать, можно найти все, чего душа пожелает, — хоть запасной топор, хоть гайку нужного размера, хоть пулемет — исправный, смазанный, готовый к употреблению в любой момент.

Затем снаружи донеслось произнесенное Выжловым слово «Москва», и оба, обернувшись, поглядели на машину. Хозяин неторопливо пристроил свой ржавый топор на верхний торец гнилого заборного столбика, сунул топорище под мышку, угостился папироской из протянутой Выжловым пачки, прикурил от поднесенной им же спички и что-то неразборчиво пробормотал сквозь дым, глядя на носки своих кирзовых сапог. Выжлов снова обернулся и почти незаметно махнул рукой, предлагая спутникам присоединиться к разговору.

Так они и поступили. Косматый мужик действительно оказался хозяином этой, с позволения сказать, усадьбы. Звали его Степаном Прохоровым, и он с первого взгляда произвел на Глеба впечатление человека нелюдимого и немного не от мира сего — словом, как раз такого, что стал бы подкармливать таинственных обитателей здешних лесов, предпочитая их общество обществу обычных людей. Его внешность и манеры странно гармонировали с окружающей обстановкой. Приткнувшаяся к лесистому боку горы усадьба была наполовину поглощена мрачным хвойным лесом, отчего здесь даже в солнечную погоду было сумрачно и сыровато. Где-то на задах, скрытый в зарослях гигантских лопухов и бурьяна, этого вечного и неизменного спутника пришедшего в упадок человеческого жилья, негромко журчал ручеек — приток Волчанки, которая и сама недалеко от него ушла и могла именоваться рекой лишь с очень большой натяжкой. В остывающем, дышащем лесной сыростью воздухе тоненько, с недвусмысленной угрозой звенели комары; черные еловые лапы со всех сторон обрамляли залитую красным закатным солнцем панораму окраинной улицы поселка. Глеб вдруг поймал себя на том, что ему не хочется заходить в дом и уж тем более в непроглядную тьму, что царила за распахнутыми настежь воротами сарая. Днем не захотелось бы, а уж сейчас, в сумерках, и подавно.

Впрочем, ни в дом, ни тем более в сарай их с Краснопольским никто и не приглашал. Вряд ли там, внутри, их поджидало что-либо необычное или, боже сохрани, опасное; просто Степан Прохоров был не из тех людей, что бросаются на шею первому встречному — как говорится, милости просим, хлеб-соль выносим. Если попросить, он бы, наверное, дал и хлеба, и соли, и воды из колодца; он без раздумий снял бы с себя и отдал нуждающемуся последнюю рубашку. Но чувствовалось, что навязывать свое гостеприимство этот косматый тип не станет никому. Люди ему были явно неинтересны, и терпел он их с видимым трудом.

Глеб заметил, что приткнувшаяся к сараю рядом с поленницей собачья будка пустует. В свете того, что рассказывал о хозяине Выжлов, отсутствие во дворе собаки выглядело вполне логичным и хорошо укладывалось в рамки тех мрачных бредней, которые участники экспедиции выслушивали уже вторые сутки подряд. Ни одна порядочная собака не потерпит, чтобы по охраняемому ею участку шастали посторонние твари непонятной породы (согласно самой распространенной в здешних краях версии — оборотни). И никакой уважающий себя оборотень не позволит, чтобы на него гавкали и хватали его за волосатые пятки. Так что собаку, если она тут когда-то и была, скорее всего сожрали.

Поймав себя на этой мысли, Глеб ужаснулся: это ж надо, до чего его довели! Еще немного, и впору будет расхаживать по Волчанке с самодельным распятием в одной руке и с пистолетом, обойма которого полна серебряных пуль, в другой.

— Вот, Степан Савельевич, — сказал Выжлов, и Глеб автоматически занес в память имя очередного человека, который скорее всего ничем не мог (или не хотел) ему помочь. — Вот это — ученые из Москвы. Интересуются твоими приятелями. Встречу не устроишь?

Степан Прохоров внимательно, будто силясь прочесть какие-то скрытые письмена, осмотрел из-под кустистых черных бровей сначала Краснопольского, а затем и Глеба, пыхнул торчащей из косматой смоляной бороды папироской и хриплым медвежьим голосом заявил:

— Встречу устроить — раз плюнуть. Я для этого и не нужен вовсе. В лес пускай идут, будет им встреча. Только они ей не обрадуются, нет.

Прозвучавшая в его словах угроза казалась особенно реальной по той причине, что Прохоров даже не собирался угрожать — он просто предупреждал, констатировал факт.