Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

— Семен! — возмущенно, тоном радушного хозяина, в доме которого попытались нанести оскорбление дорогому гостю, воскликнул Субботин. — Ты что такое несешь?! Что товарищ из Москвы о нас подумает? Ты на что, вообще, намекаешь?

— А я не намекаю, — непримиримо проворчал Басаргин. — Я прямо говорю. Жили мы — горя не знали, а тут опять начинается.

— Что начинается? — резко спросил Краснопольский, не давая мэру влезть в сделавшийся интересным разговор со своим бессмысленным умиротворяющим лопотанием.

— Известно что, — глядя мимо него оловянными упрямыми глазами, сказал капитан. — Уж сколько лет эти твари к поселку на пушечный выстрел не подходили, а тут — снова-здорово!..

— Семен! — в ужасе воскликнул мэр.

— Что — Семен? Все про это знают, в Волчанке только про то и разговоры — опять, мол, началось. Это, Николай Гаврилыч, такое дерьмо, что его никакой газеткой не прикроешь!

Субботин дрожащей рукой раздавил в массивной малахитовой пепельнице окурок папиросы, откинулся на спинку кресла и прикрыл ладонью глаза, как бы стесняясь смотреть на Краснопольского. Вид у него был в высшей степени растерянный, сконфуженный и огорченный, как у человека, который много лет прятал от знакомых умственно отсталого родственника, а тот вдруг взял да и вышел из своей комнаты в разгар веселой вечеринки, пуская слюни и нечленораздельно мыча.

— Так, — сказал Краснопольский. — По-моему, лед тронулся. И что все это должно означать?

Басаргин, играя желваками на скулах, посмотрел на мэра. Последний, хоть и сидел, по-прежнему прикрывая лицо ладонью, заметил этот взгляд, а может быть, просто угадал.

— Давай-давай, — глухо, из-под ладони, безнадежно произнес он. — Сказал «а», говори и «бэ». Давай! Сам срамись и меня, старика, срами. Не было печали.

— Ну что вам сказать. — хмуро произнес капитан. Он явно избегал смотреть Краснопольскому в лицо и казался по-настоящему смущенным. — Сами поймите, в каком мы с Николай Гаврилычем положении. Вроде официальные лица, не пристало нам бабьи сплети пересказывать. Однако из песни слова не выкинешь. Есть тут что-то, понимаете? И отпечаток этот, который вы со своим водителем видели, конечно, был. Верю, что был, а что толку-то? Теперь его там нету, собаки след не взяли, а значит, доказательств никаких. Это такая хитрая сволочь!.. Да и кому они нужны, доказательства? Тут, в Волчанке, все от мала до велика всё знают без никаких доказательств. Да я вам больше скажу! Если б собаки след взяли, они бы по нему нипочем не пошли. Не говоря уж о людях.

— Постойте, — перебил его Краснопольский. — Вы, вообще, о ком говорите?

— А я не знаю, о ком я говорю! — почти выкрикнул Басаргин. — Они, сволочи, мне документы свои не показывали. Знаю только, что они появляются, когда кто-то начинает шибко Волчанской пустынью интересоваться. Вот тогда они тут как тут — высматривают, вынюхивают. Поджидают, словом. Бывает, на глаза кому покажутся — вроде, значит, предупреждают. И если это их предупреждение без внимания оставить, к монастырю сунуться — все, амба.

— Ну, знаете, — после паузы, во время которой более или менее справился с охватившим его изумлением, сказал Краснопольский. — Это действительно черт знает что!

— Вот и я о том же, — по-прежнему пряча лицо под ладонью, слабым голосом поддакнул мэр. — Черт знает, а мы — нет.

— Двадцать первый век на дворе, — напомнил Краснопольский. — У вас на столе стоит вполне современный телефон с автоматическим определителем номера и факсом, у вашей секретарши — компьютер. А вы мне тут рассказываете. я не знаю. сказки какие-то!

— Сказки, — скривившись, передразнил Басаргин. — След видели? Видели! Минуту назад рубаху на себе рвали, доказывали, что это вам с пьяных глаз не померещилось. А когда с вами согласились, нате вам — сказки!

— Извините, — сказал Краснопольский. — Хорошо, пусть не сказки. Пусть в здешних лесах действительно обитает какое-то неизвестное науке животное.

— Животное, — вполголоса перебил Субботин. — Животное ли?

— которое действительно считает монастырь своей территорией и никого туда не пускает, — упрямо договорил Краснопольский. — Ну, а добраться туда на вертолете разве не пробовали?

— Пробовали. — Николай Гаврилович отнял от лица ладонь и завозился, добывая из криво надорванной пачки новую папиросу. — В семидесятых, еще на моей памяти — да. Было дело. И тоже, как вы, геологи.

— Ну, и что?

— А ничего. Ничего и никого. Вертолет этот потом две недели с воздуха искали — не нашли. Семен правильно сказал: вы войдите в наше положение! Действительно, сказки какие-то, но люди ведь на самом деле пропадают! И на самом деле, покуда вы тут не объявились, эти твари к поселку даже не подходили. А тут — здравствуйте, пожалуйста! Как будто донес им кто или сами почуяли.