Дмитрий Аккерман - Штосс. Непристойная драма из русской жизни

Им удалось встретиться только после второго урока. Первую перемену Нина просидела в классе, как мышка, боясь даже выглянуть наружу. Девочки почувствовали, что с учительницей происходит что-то не то, и вели себя тихо. Лишь на втором уроке Ахатова и Миллер так громко перешептывались, что обоснованно получили от нее линейкой по спинам. Отчего, впрочем, вовсе не угомонились.

На второй перемене она так захотела в туалет, что более не могла терпеть. Выскочив из кабинета, она почти бегом направилась к дамской комнате. И тут прямо на нее из-за угла вышел учитель.

«Господи, караулил он меня, что ли», – подумала она, молча кланяясь ему и норовя проскочить мимо. Андрей Евгеньевич, однако, оглянулся по сторонам и внезапно преградил ей путь.

– Доброе утро, Нина Григорьевна. Как спалось?

– Спасибо. Вашими э-э-э молитвами.

Ей вдруг стали смешны церемонии, которые они принялись разводить, и она прыснула. Улыбнулся и он.

– Вы вчера м-м-м… книгу у меня забыли. Не хотите ли сегодня забрать?

Ниночка открыла рот, чтобы отказаться, но не смогла произнести ни звука. Андрей Евгеньевич испытующе смотрел на нее.

– Да, – неожиданно для себя сказала она. – Когда?

– Когда вам удобно. Я все послеобеденное время дома. Допоздна, – многозначительно добавил он.

Ниночка кивнула и почувствовала, что к нее сейчас станут мокрыми панталоны. Она сделала книксен – учитель шагнул в сторону и пропустил ее. На бегу Ниночка огляделась – нет, их разговор, кажется, остался без нежелательных свидетелей.

Уже посреди урока она вдруг вспомнила, что ей нужно явиться в жандармское управление. Это было и кстати, и некстати. Нина была столь увлечена учителем, что всерьез опасалась за свою честь и необратимые последствия этого. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что, будучи в гостях у учителя, вряд ли сможет в последний момент сказать достаточно решительное «нет». А визит к жандарму был отличным поводом для того, чтобы вовремя уйти от Андрея. С другой стороны, ей хотелось быть с ним постоянно…

Визит к учителю, однако, едва не сорвался. После уроков ее вызвала к себе Жаба и приказала срочно написать отчет для министерства. Отказаться не было никакой возможности: в гимназию приезжал с проверкой какой-то высокий чин, и все руководство было на нервах.

С отчетом она провозилась долго. К тому же Нина страшно проголодалась – с утра из-за нервов она забыла даже выпить чашку чая. Время поджимало – но идти в таком безобразном состоянии к учителю она не могла.

Ниночке пришлось сначала дойти до дома. По дороге она купила расстегай и едва не истекла слюной, вдыхая аромат стерляди. Добежав домой, она вдруг поняла, что совершенно мокрая от пота. Пришлось раздеваться, мыться, потом есть расстегай. В итоге она провозилась до четырех часов.

Кляня себя за нерасторопность, она наконец вышла из дома. Приближался вечер – холодало, она сразу поняла, что оделась не по погоде. Однако возвращаться было некогда.

Ее ждали. Она не узнала комнату: в ней было прибрано, на столе пусто. Куда-то исчезли все бумаги и приборы, белела скатерть. Посреди стола стояли цветы.

– Ой, – она остановилась в нерешительности на пороге. Встречавший ее Андрей Евгеньевич улыбнулся и взял под локоть.

– Проходите. Будем пить кофе?

– Да, – Ниночка посмотрела на него, как на совершенно незнакомого человека.

До кофе, однако, дело не дошло. Она не успела подойти к столу, как мужские руки обняли ее сзади, и она забыла обо всем. Забыла даже подумать о том, что ее впервые в жизни, и как-то очень крепко, схватили за грудь – что ей очень понравилось…

* * *

Ксенофонт Ильич опоздал в гимназию. По счастью, у него не было уроков – но над учебным заведением нависал визит министерской инспекции, и дорога была каждая минута. На свою удачу, собрание попечительского совета он назначил на субботу.

Он так и ночевал в своем кабинете, на голом диване. Ломило голову, тошнило, ноги и руки как будто выкручивало на дыбе. Болело справа под ребрами. Во рту был отвратительный привкус металла.

Ему было невероятно стыдно за вчерашнюю пьянку и за то, что он сделал с бедной деревенской девушкой. Он бы ничуть не удивился, если бы она наутро уволилась от них. В том, что она будет молчать, он не сомневался – она работала у них много лет и ни разу не подвела его.

Впрочем, он ошибся. Марфа не ушла. На его стоны она заглянула в кабинет и, не подавая виду, что вечером у них что-то было, спросила:

– Доброе утро, Сенофонт Ильич. Подать рассол? Или водки?