Наталья Кременчук - Смерть на фуршете. Полный текст романа

– Так, – сказал президент Академии фуршетов. – Ежели они меня не выпустили, а предложили заниматься своим делом… То дело мне известно. У вас что-то осталось?

– Обижаешь, – протянул Трешнев. – И «Бестера», и нас. Всё накрыто, Воля на карауле.

Они прошли к своему столику и коротко рассказали Воле и Беркутову о происшедшем.

– Вот и застряли, – более чем с досадой воскликнул Георгий Орестович, – а у меня в полночь поезд!

– Далеко? – сочувственно спросил Гаврила.

– Ближе некуда. В Питер. И мало того что поезд, так ещё и в Питере на вокзале меня будет встречать одна дама с номером «Нового Сатирикона» пятнадцатого года, посвящённым взятке. Редчайший экземпляр, и, она уверяет, в прекрасном состоянии.

– Ну, позвони ей, – неуверенно проговорил Трешнев. – Перенеси встречу.

– А номер – тю-тю! – присвистнул Беркутов. – И поезд – ту-ту! Я ведь только потому и торчу здесь, что домой ехать далеко. Думал: перекантуюсь до поезда… И сумка с собой, в гардеробе.

– Подожди отчаиваться, – Трешнев пришёл в себя. – Купряшин же сказал: это недолго. Народу много. Скорее всего, перепишут нас… может, обыщут немного… Заодно халявщиков узнаем поближе!

– Амазаспа Гивиевича и Парасольку я встретил у метро, – меланхолически проговорил президент, тщательно пережёвывая шашлык, вероятно, как и кебабы, уже остывший.

– Ну, молодцы! – с истовым восхищением воскликнул Трешнев. – И здесь они с шоколадом.

– Нас ведь никто за штаны не держал, – заметил Караванов. – Я вообще уже минут сорок как собирался уйти, но компания приятная, вот и припозднился.

– Я пойду туда… – Гаврила неопределённо махнул рукой наверх. – Поддержу Егора. А то ведь всех, кто там был, местная охрана задержала и никуда не пускает.

– И вас задержат, – уверенно сказал Трешнев. – Стиль у них единообразный. Классический, можно сказать.

Всё это время Ксения копалась в своей сумочке, ища паспорт. И не нашла его.

– Я паспорт забыла, – она чуть не плакала. – Есть только пропуск в институт.

– Нет нужды волноваться, – с прежней размеренностью проговорил президент, принимаясь за салат «Цезарь». – Народу много, люди достаточно серьёзные. Посмотрите, половина с мобилками у рта, что ж, думаете, они домой звонят?! Это клокочуще горячая новость! Не то, что шашлык, который я съел…

– Пришёл бы вовремя – имел бы в кондиции, да и с собой прихватил бы. И уже домой ехал! – с ворчливой иронией вставил Трешнев.

То там, то сям раздавалось журчание мелодий мобильных телефонов.

– Не смог, – сокрушённо произнёс президент, не отрываясь от «Цезаря». – Задержался на открытии персоналки в галерее «Бандан». Художники, особенно если это художницы, тоже, знаешь ли, бывают болтливы.

– Верно, и фуршет, судя по твоему аппетиту, там был не ахти.

– Я и не понял как следует. Перехватил что-то – и к вам.

– Прибыл успешно.

– Кстати, надо пойти ещё вина взять. Этого маловато, а с минуты на минуту всё свернут.

– Думаешь? – озабоченно спросил Трешнев, который, по наблюдениям Ксении, влил в себя не меньше двух стаканов виски. – А может, нам уже хватит?

– Ну, я ещё, правду сказать, не начинал, а вы сами решайте. Как только появится полиция и сыскари, – всё, дело пропало. Проверка документов, обыск, дача показаний… Далее по сценарию. И – «Встать! Суд идёт!» А это что такое? – президент показывал вилкой на ломти стерляди по-горчаковски.

Академики в двух словах рассказали ему историю фантастического блюда.

Гаврила отправился за алкоголем, а люди, находившиеся в фойе, после объявления Купряшина оставались – и это невероятно удивило Ксению – почти неподвижными. Было непонятно: то ли их так заворожила просьба председателя жюри, то ли они также разными путями узнали о смерти Горчаковского и теперь, в оцепенении, обдумывали происшедшее.

Впрочем, за их столиком это обдумывание проходило своеобразно.

Вернулся предупредительный Гаврила, неся в объятиях своих ладоней не менее десятка стопочек с водкой.

– Вы правы, Алексей Максимилианович. Коньяк и виски уже исчезли, вина нет. Официанты начали собираться.

– И сок кончился?! —У Ксении вдруг, мгновенно пересохло во рту.

– Сок и минеральная были, – Гаврила вновь упорхнул к столу и вернулся с шестью большими стаканами, виртуозно удерживая их своими гибкими пальцами пианиста.

– Остался только морс. Зато клюквенный. Я принял там стаканчик, чтоб сюда не тащить. Кажется, настоящий.

Президент обнюхал, а потом медленно стал жевать маленький обломок предложенного блюда.