Лора Липман - О чем молчат мертвые

До больницы он доехал всего за сорок минут, но этого оказалось недостаточно. Глория Бустаманте — самая стервозная из всех адвокатов, мужчин и женщин, геев и лесбиянок — уже была в холле здания.

Черт бы ее побрал!

— Ты выглядишь весьма удрученно, — заметила эта старая ящерица. — Забавно, раньше у меня как-то не было возможности использовать это слово в своей речи, но сейчас оно довольно уместно — удрученный. Ты похож на нахохлившегося воробья.

Она убрала с глаз челку — корни ее волос были абсолютно белыми, да и сквозь каштановую краску проглядывала седина. Бустаманте выглядела как всегда: красная помада, выступающая за контуры губ, блузка, на которой не хватало пуговицы, и туфли, в свое время купленные за бешеные деньги, но теперь поношенные и затертые на носках, словно она долго и упорно пинала что-то очень прочное. Наверное, задницу какого-нибудь детектива.

— Она тебя наняла? — спросил Кевин.

— Вроде как у нас есть договоренность, да.

— Так да или нет, Глория? Ты ее адвокат?

— Если она сможет оплатить мои услуги, то да. — Адвокат окинула полицейского взглядом. — А ты здесь из-за убийства, не так ли? Вряд ли тебя интересует авария.

— Мне плевать, что она сделала со своей машиной.

— Если она тебе что-нибудь расскажет насчет убийства, мы можем вообще забыть об этой аварии? По сути, в ней никто не виноват, она просто запаниковала…

— Черт возьми, Глория! Ты кем себя вообще вообразила? Гребаным Монти Холлом? Думаешь, я такой идиот? Любые наши с тобой договоренности требуют одобрения прокурора, и ты сама это прекрасно знаешь.

— Что ж, в таком случае она не будет с тобой сегодня разговаривать. Она очень устала, как-никак у нее травма головы. Не думаю, что стоит допускать к ней кого-либо, пока врачи не выяснят, повлияла ли травма на ее память.

— Они еще вчера провели обследование.

— Ей только залатали раны и заставили пройти психологический тест. Но я бы хотела еще получить консультацию эксперта, кого-нибудь из области нейрохирургии. Она ведь может даже не помнить самой аварии и не знать, что незаконно покинула место происшествия.

— Прибереги этот бред для заключительной речи в суде, Глория, и не выделывайся. Я должен узнать, о каком именно деле она хочет нам рассказать и в нашей ли оно юрисдикции.

— О, оно еще как в вашей юрисдикции, детектив! — При разговоре с мужчинами Бустаманте каждую фразу произносила с каким-то грязным подтекстом. Когда Инфанте впервые с ней познакомился, он подумал, что это такой способ защиты, попытка скрыть свою сексуальную ориентацию. Но Ленхард настаивал на мнении, что это высокоразвитое чувство иронии, способ потрепать мозги, которым профессиональные нервотрепы вроде Глории регулярно пользуются, чтобы не потерять хватку.

— Так я могу с ней поговорить? — попытался настоять на своем детектив.

— Об убийстве — да, об аварии — нет.

— Твою мать, Глория! Я занимаюсь расследованием убийств. Мне глубоко наплевать, что она помяла крыло чужой машины, пока ехала по шоссе. Хотя подожди — может, она сделала это специально? Может, хотела убить тех, кто был во второй машине? Черт, да у меня просто везуха поперла, и теперь я раскрою целых два дела зараз!

Кевин щелкнул пальцами.

Адвокат окинула его скучающим взглядом.

— Не отбирай хлеб у своего сержанта. Это же он у нас юморист. А ты просто славный парень.

Женщина в больничной палате лежала в своей постели, плотно сомкнув глаза, как ребенок, который делает вид, что ничего не знает и ни в чем не виноват. Солнечный луч, проникавший в комнату сквозь занавески, освещал лишь половину ее лица и одну руку, покрытую легким пушком. Весь ее вид говорил о бесконечной утомленности. Она на секунду приоткрыла глаза и затем снова закрыла их.

— Я так устала, — пробормотала она. — Обязательно делать это сейчас, Глория?

— Он ненадолго, милая, — отозвалась Бустаманте.

«Милая?» — изумился Инфанте.

— Ему нужна только первая история, — добавила адвокат.

Первая история? А какая тогда вторая?

— Мне от этого не легче, — простонала пациентка. — Может, ты сама ему все расскажешь, а я пока посплю?

Пора было брать дело в свои руки и перестать ждать, пока Глория представит его, чего она явно делать не собиралась.

— Меня зовут Кевин Инфанте, — заговорил полицейский. — Я детектив полиции округа Балтимор.

— Инфанте? Это как «младенец» по-итальянски? — спросила лежащая женщина, глаза которой по-прежнему были закрыты. Кевин хотел, чтобы она открыла их. До этого момента он и не подозревал, насколько важен зрительный контакт в его деле. Конечно, он думал об этом, изучал, как разные люди пользуются мимикой, знал, что означает, когда человек избегает прямого взгляда. Но в его практике это был первый случай, когда субъект сидит — а вернее сказать, лежит — с плотно закрытыми глазами.