Давид Фонкинос: Тайна Анри Пика

Магали не слишком любила читать [5] Когда Гурвек впервые увидел Магали, он тотчас подумал: «Ну, этой наверняка понравится „Любовник“ Маргерит Дюрас». (Примеч. автора.) , но у нее было двое малолетних сыновей, и ей срочно требовался хоть какой-нибудь заработок, поскольку ее муж работал на «Рено» механиком на полставки. В начале 1990-х годов, когда на Францию уже неотвратимо надвигался кризис, страна производила все меньше и меньше автомобилей. И Магали, подписывая договор в библиотеке, думала о руках своего мужа, руках, в которые навечно въелась машинная смазка. А переставлять книги на полках с утра до вечера – вот уж это занятие не грозило ей никакими проблемами. В том-то и крылось главное различие: с точки зрения чистоты рук муж и жена двигались в диаметрально противоположных направлениях.

В конечном счете Гурвек примирился с тем, что у него в библиотеке будет работать человек, который не почитает книги как святыню. Ну и ладно, подумал он, можно ведь состоять просто в добрых отношениях с коллегой, даже если не получится каждое утро анализировать вместе с ним немецкую литературу. Итак, он занимался тем, что давал советы читателям, а Магали ведала логистикой, и этот тандем действовал весьма слаженно. Магали никогда не позволила бы себе критиковать инициативы своего начальника, однако она не скрыла сомнений по поводу этой истории с отвергнутыми рукописями:

– Какой вам интерес держать тут книжки, которые никому не нужны?

– Это американская идея.

– Ну и что?

– Я делаю это в память о Бротигане.

– Это еще кто такой?

– Был такой писатель. Вы разве не читали его роман «Грезы о Вавилоне»? [6] Полное название – «Грезы о Вавилоне. Частносыскной роман 1942 года».

– Нет. И все равно, странная какая-то идея. Так вы что, и вправду хотите, чтоб они стаскивали к нам свои сочинения? Да сюда вмиг сбегутся все местные психопаты! Писатели – они же вообще чокнутые, это давно известно. А уж те, кого не напечатали, небось в сто раз хуже!

– Но так они хотя бы получат здесь приют. Можете рассматривать это как акт благотворительности.

– Ага, я уже поняла: вы хотите сделать из меня Мать Терезу для писак-неудачников.

– Н-ну… что-то вроде этого…

Однако Магали очень скоро признала, что в этой идее есть и хорошие стороны, и принялась с жаром воплощать ее в жизнь. Тогда же Гурвек разместил объявление в специализированных газетах и журналах, в частности таких как «Lire» и «Magazine littéraire». Авторам отвергнутых рукописей предлагалось приехать в город Крозон, чтобы оставить свое сочинение в местной библиотеке. Эта инициатива была мгновенно принята на ура многими писателями-горемыками, которые не колеблясь пустились в путь. Многие из них пересекали всю Францию, стремясь избавиться от горьких плодов своего неуспеха. Это напоминало какое-то мистическое паломничество, литературное подобие богомолья в Сантьяго-де-Компостела [7] Сантьяго-де-Компостела – город в Испании, где, по легенде, был похоронен святой Иаков и куда от Средневековья до наших дней со всех концов Европы стекаются богомольцы в поисках чудесного исцеления от недугов. . Проехать сотни километров, чтобы исцелиться от горького сознания своей литературной никчемности, – в этом крылся мощный символический стимул, то был путь к избавлению от Слова. И возможно, путь этот манил их тем сильнее, что библиотека находилась в Крозоне, в Финистере – самом западном департаменте Франции, что лежит на краю земли.

За каких-нибудь десять лет библиотека пополнилась примерно тысячей рукописей. Жан-Пьер Гурвек, зачарованный обилием этих бесполезных сокровищ, не уставал любоваться ими. Однако в 2003 году он тяжко занемог и долго пролежал в больнице Бреста. В его глазах это было двойным несчастьем, правда собственное здоровье огорчало его куда меньше, чем разлука с книгами. Даже из больничной палаты он продолжал засыпать Магали директивами, оставаясь в курсе литературного процесса и прекрасно зная, какие издания ей нужно заказывать, чтобы его библиотека была укомплектована полностью. Он тратил последние силы на дело, которое так его вдохновляло. Увы, похоже было, что о собрании отвергнутых рукописей стали забывать, и это очень угнетало Гурвека. Первый острый интерес публики давно угас, и теперь его слабо подогревали только отрывочные сведения, передаваемые из уст в уста. Да и сама «Brautigan Library» в Соединенных Штатах тоже дышала на ладан. Никто больше не желал принимать отвергнутые книги.