Виктор Дан - Хутор Дикий

Гавриленко опять начал свои невнятные причитания. Сообщения сотрудников следственного изолятора давали основания предположить, что Гавриленко пытается симулировать невменяемость из-за психического заболевания.

– Мы вас направим на психиатрическую экспертизу в любом случае, – не выдержал Михаил.

Но Гавриленко сделал вид, что не слышит.

– У меня есть предположение, что второй раз Алевтина Петровна вошла в ваш дом без вашего разрешения, неожиданно. Если бы вы в этом признались, это могло бы послужить серьезным смягчающим вину обстоятельством… – попытался соблазнить Михаил подследственного, не оставляя надежды раскрыть истинную картину разыгравшейся трагедии.

И на этот раз Гавриленко не отреагировал… Михаил уже подал запрос на розыск бывшей жены Гавриленко и ждал ответа, чтобы поехать и встретиться с ней.

Через день после следственного эксперимента, позвонила Мария:

– Мне сообщили, что бабушку убил Гавриленко. Где-то шестым чувством я подозревала, что это он…

– Почему сразу не поделились своими подозрениями?!

– Вы представляете, какая это ответственность! Я вам благодарна, что вы сняли с души огромный камень!

“Если она имеет в виду, что Музыченко не убийца, тогда правда, – подумал Михаил, – этот камень он снял, но есть другой, пусть гораздо меньше, но раздавить может с таким же успехом”.

– Спасибо! Есть моменты, которые не позволяют мне быть удовлетворенным до конца.

– Какие? Это, наверное, то, о чем я собиралась с вами поговорить?!

– О чем вы собирались говорить?

– Вы почему-то ударили Эдика! За что? Что он вам плохого сделал или сказал?! Потом, он что-то говорил о какой-то Лидии, об алиби. Я ничего не поняла…

– Если вы настаиваете, я объясню… Но только при личной встрече.

– Настаиваю! Категорически! Я могу приехать к вам в прокуратуру.

– Завтра мне нужно заехать на хутор, чтобы уладить кое-какие формальности со Щурами… Вы знаете, что они видели, как Гавриленко убивал вашу бабушку?

– Да! Не знаю, как смогу забыть, тем более простить… Когда вы будете на хуторе?

– С одиннадцати до часу дня.

– Если вы уделите мне внимание, обязательно приеду!

– Думаю, что смогу, – сказал Михаил и подумал: “Лучше покончить с этим частным определением следствия как можно скорее”.

Вечером у калитки его дома, Михаила ждала группа негодующих односельчан:

– Миша! Ну, ты и удружил нам! Наобещал с три короба, а получили пшик!

– Давайте, по порядку! В понедельник я отдал свой отчет Сафонову и, каюсь, больше вашим делом не занимался…

– Это и есть твой отчет?! – кто-то нервным движением сунул ему листок почти в лицо.

Михаил прочитал: “На вашу жалобу сообщаем, оснований для возбуждения уголовного дела нет. Изложенные вами проблемы должны разрешаться в рамках Устава колхоза”. Ответ был подписан Сафоновым.

– А приложение какое-нибудь к этому письму было?

– Мы тоже тебя хотели спросить, где ответ? Это называется отписка…

– Завтра разберусь, почему вам не прислали копию моих материалов. Хотя догадываюсь! Видите ли, прокурор имеет право их вам не дать и мне не разрешить…

Толпа зашумела недовольно…

– Криком здесь не поможешь! Пишите законы не вы! Наберитесь терпения и выслушайте! На собрании колхозников вы можете выразить недоверие правлению и создать ревизионную комиссию, а я этой комиссии расскажу, как уже на законном основании получить копии нужных документов. И только потом, я помогу подсчитать все цифры, которые дал Сафонову… Понятно?!

– Погнали зайца дальше!

– Быстрее не будет! Мне нечего добавить, даже если вы меня будете вешать вот на этом суку…

– Извини, Миша, что набросились на тебя! Накипело…

– Да я не обижаюсь! Понимаю вас прекрасно…

Утром позвонили из следственного изолятора: от второго инфаркта умер брат Гавриленко. Пускать Гавриленко на похороны или не пускать?

Михаил сказал, что оформит разрешение. В связи с этим он приехал на хутор только в полпервого.

– Вы задержались и не сможете со мной поговорить?

– Нет, почему же?! На это уйдет не много времени. Пока я улажу дело со Щурами, вы все узнаете…

– Хотела еще спросить, сколько могут дать Гавриленко?

– Трудно сказать! Неясны до сих пор мотивы… От семи до двенадцати лет.

– Так мало!

– Он признался сам. Не выдержали нервы… Если бы не это, доказать его вину было бы почти невозможно. Думаю, что молчание Щуров было бы почти гарантировано. После дачи ложных показаний милиции при первом расследовании, они стали заложниками своей трусости… Потом, не хочу ничего сказать обидного о вашей бабушке, но некоторые жители хутора дали показания, что она была зловредной старухой…