Валерий Воскобойников - Татуировка

— Вы так замечательно рассказывали об Антоне, что я увидел его, как бы это выразить, во всей полноте таланта. Он ведь был гений, правда?! — Она согласно кивнула, хотя кое-какие работы Шолохова по-прежнему были ей непонятны. — У меня был еще один старший товарищ, тоже теперь уж покойный, известный писатель. Его звали Радием Петровичем. Врачи разрешили ему выпивать не больше двадцати пяти граммов коньяка, и мы прозвали эту дозу радиком. Так и говорили: выпьем по радику. Представляете, какая была веселая компания: собирались три друга: Радий Петрович, потом еще поэт, Вольт Николаевич, и бард, Гелий Иванович! Правда, забавно?

— Еще как! — согласилась Агния, представив этот союз имен.

— Давайте еще по два радика? — предложил Василий. Она согласно кивнула.

— Вы знаете, я сидел рядом с супружеской парой, они, пока вы рассказывали, постоянно перешептывались. Я даже сначала хотел сделать им вежливое замечание. Но передумал. И знаете почему? — Тут Василий посмотрел на нее особенно выразительно. — Потому что услышал, что они шепчутся о ваших глазах. О том, какие у вас изумительно красивые глаза.

— Ну что вы, Василий, самые обычные глаза, — попробовала возразить Агния, чувствуя, что от его слов краснеет, словно школьница.

— Вот за них, за ваши глаза, за ваши талант и красоту позвольте и выпить.

Они быстро выпили свой коньяк, и бармен, не спрашивая, принес им новые рюмочки. Василий в это время с восторгом разглядывал ее перстень на безымянном пальце. Перстнем Агния и в самом деле гордилась, его изготовил когда-то специально для нее талантливый художник-ювелир, чуть-чуть влюбленный в нее. И ей было приятно, что Василий сразу отметил изящество этого перстня, да и в том, что он с нежностью погладил ее пальцы, не было ничего зазорного. У нее и в самом деле были пальцы пианистки. От бабушки.

Скоро она выяснила, что у Василия не только есть что рассказать об Антоне, но и кое-что показать. Шолохов оставил ему на память свое произведение. Картину.

— Причем эта картина, — объяснил он смущенно, — всегда при мне. Такая вот память.

— То есть как это — всегда при вас? — удивилась Агния. — И сейчас тоже?

Оказалось, что да — сейчас она тоже была при Василии.

— Она что же, такая маленькая?

— Вовсе нет. Размером с грудь и спину. Говоря точнее, она просто на мне.

-На вас?

— Да, Агния Евгеньевна. Не на холсте и не на бумаге, а на мне — на моем, простите, теле.

— Что же вы ее никому не показываете? — удивилась Агния. — Там, надеюсь, приличное?

— Абсолютно, — успокоил ее с улыбкой Василий, — я бы сказал, даже слишком приличное. Только, Агния Евгеньевна, я ее, действительно, не показываю никому. Она для меня как талисман. Ее видели несколько близких мне людей и больше никто, — говорил он, по-прежнему окутывая ее взглядом, влюбленным и застенчивым одновременно. — Хотя работа, говорят, гениальная… Показать такую работу — все равно что раскрыть душу…

— Но мне-то вы могли бы показать? — спросила раззадоренная Агния, соображая, какой бы мог получиться об этом отличный материал в газете. Она никогда не пропускала ничего гениального. — Мне можно показать.

— Вам, Агния Евгеньевна, можно. Для этого надо всего-навсего приехать ко мне домой… Машина стоит рядом, а ехать минут семь-восемь, не больше… Я живу поблизости, на Марата… — Бармен снова заменил им рюмочки, но Агния этого почти не заметила. Ей так хорошо было разговаривать с душевно близким человеком, который вслушивается в каждое ее слово! Она давно не чувствовала себя так свободно и радостно подхватывала непритязательные шутки Василия, а он продолжал любоваться каждым ее движением. Можно было еще сидеть и сидеть, тем более что Глеб наверняка домой не вернулся, но уж очень хотелось посмотреть на удивительное произведение Антона Шолохова.

— Так поехали, — сказала она, — чего же мы ждем!

Его машина стояла на другой стороне Невского, а если точнее, то на Фонтанке, в нескольких десятках метров от Аничкова моста. Он бережно вел ее через улицу, и руке Агнии никогда не было так уютно, как сейчас — в его большой, сильной и теплой ладони.

— Ого, какой у вас шикарный автомобиль! — сказала она, остановившись у длинной иномарки с тонированными стеклами. — Я совсем не разбираюсь в иномарках. Там что же, когда сидишь внутри, с улицы ничего не видно?

— Да, не видно, — смущенно признался Василий. — Но это всего-навсего «Вольво».

Смешной мальчик: он так торопился, что стал целовать ее сразу, как только они сели в его холодную машину. Она и тут протрезвела не очень. А руки его уже умело и проворно хозяйничали у нее под блузкой.