Самарин положил трубку, так и не дослушав сестру. И даже подумал с досадой, что всегда она с чем-нибудь носится: прежде со своим дворянством, теперь вот с Парижем. Тысячи людей ежегодно бывают в Париже, и никто об этом даже не догадывается, а ей надо, чтобы обязательно узнал каждый!
С НАДГРОБНОЙ РЕЧЬЮ ВЫСТУПИЛ БОМЖ
— Самарин, какого хрена? — Обычно скучный голос заместителя городского прокурора города Зотова звучал сегодня прямо-таки яростно. А позвонил он именно в ту минуту, когда Дмитрий запирал сейф, чтобы мчаться на отпевание художника Федорова в Князь-Владимирский собор.
— А в чем дело, Вячеслав Петрович? — спросил Самарин, мысленно перебирая все свои последние провинности. Их было больше дюжины.
— Это я хочу знать, в чем дело! Он еще спрашивает! На него адвокаты бочку катят за самоуправство, а он девочкой прикидывается! Мигом ко мне со всеми делами по этим, ну, по исчезнувшим парням! Хоть по одному с места стронулся?
— Провел идентификацию…
— И все?
— Вячеслав Петрович, вы же сами знаете, люди задыхаются!
— Так прямо и задыхаются? Во главе с тобой? А у меня тут лежит другая информация, что ты от безделья благотворительностью занялся. Или не от безделья, а, Самарин? Что молчишь? Сколько тебе бабок сунули за это дело? Все! Я сказал, мигом быть у меня.
Заместитель прокурора города Зотов ничем особенным не прославился и не отличился. Его предшественнику пришлось уйти после грандиозного скандала, устроенного в СМИ. Зотов и занял пустующее место. Был он человеком аккуратным, честным и скучным. Взяток, юных соблазнительниц и подозрений в связях с бандитами боялся больше, чем гремучих змей. Старательно ловил все веяния «сверху», но страшно терялся, если веяний было несколько и они противоречили друг другу. Никакой реальной помощи от него Дмитрий не ждал и время, которое предстояло провести в городской прокуратуре, уже считал потерянным впустую.
Сейчас это казалось особенно обидным, потому что к началу отпевания он и так опаздывал. Хорошо хоть этот ритуал длится долго. Старик, хотя они виделись-то всего дважды, как сейчас говорят, запал ему в душу, и проститься с ним было необходимо. С другой стороны, Дмитрий уже был на нескольких отпеваниях и каждый раз мучался оттого, что совершенно не понимал этого действа. Одно дело, когда друзья и близкие, вспоминая о добрых делах усопшего, с болью в душе произносят короткие речи, а другое — когда сытый равнодушный молодой мужик с бородой и в рясе по много раз повторяет маловразумительные невнятные слова молитв. А может, и не молитв, может, издевательств. Дмитрий как-то раз допрашивал в качестве свидетеля парня из церковного хора, так тот такое порассказал и такое изобразил. В том числе и о том, что они порой поют вместо молитв! Однако что бы в церкви ни делали, все-таки остается душевный долг. И поэтому Дмитрий специально рассчитал время, чтобы попасть к концу церковного прощания. Но теперь он вынужден был мчаться на улицу Якубовича, в городскую прокуратуру.
— Ну, что скажешь? — спросил Зотов, когда Дмитрий, пробившись сквозь пробки на перекрестках, наконец вошел в его кабинет. — Садись. Дела привез? Чего молчишь?
— Дела привез, а если какие адвокаты мной недовольны, так это еще надо посмотреть, кто кем больше недоволен. — И Самарин выложил на стол две объемистые папки. Но Зотов на них только покосился и брезгливо отодвинул в сторону. Не это его тревожило.
— Ты что там наворотил? Почему уголовное дело разваливаешь?
— Какое дело? Не понял.
— Все ты понял. Почему квартиру в отдельное производство заделал? И уже, говорят, поселил в ней кого-то.
Да… Шустры оказались адвокаты у подследственного жулика. Вроде бы не такой уж крупный махинатор, а вот же — удалось пробиться наверх. Еще и двух суток не прошло, а они успели маховик запустить. А может быть, этот мошенник был лишь щупальцем одной из сложных систем, зажавших город.
— Вячеслав Петрович, в квартиру я никого не заселял. — Дмитрий, отчитываясь перед Зотовым, всегда прикидывался простачком-служакой. — Да и как я мог заселить, если эту квартиру фиктивная фирма отняла у заслуженного человека, у самого молодого героя блокады. Сами смотрите. Это я специально захватил, чтоб вас они не подставляли.
И Дмитрий раскрыл ту тонкую папочку, которую положил отдельно. С бумагами, что принес участковый Васильев, и с двумя ксерокопиями из книги «История Петербурга»: мальчик Николай Николаевич на плакате художника Федорова «Все для победы» и другой плакат того же художника — пожилой Николай Николаевич, отработавший на заводе сорок лет. А к ним, как бы в развитие темы, фотография — тот же герой, только в качестве бомжа у помойки, где обнаружили «мясо».
Читать дальше