Валерий Воскобойников - Татуировка

— Жаль! Тут такое открылось! Приехала бы, а?

— А что открылось-то?

— Я Гришку поймала, поняла?! Все сделала, как тебе говорила, по плану. И он попался. Представляешь: он вынимает из моей сумки конверт с газетами, а ему из шкафа: «Ку-ку!»

— Григорий?!

— Вот так подруга! Гришенька это, наш чемпион олимпийский.

— Ну и что теперь? Мои — тоже он украл? Ты спросила?

— Он сам признался, я даже спросить не успела.

— Ну и что теперь? — повторила Ольга.

— В том-то и дело, что я не знаю. Приезжай, надо обсудить. Только пока — никому, поняла?

— Подожди, об этом что, никто не знает?

Ольга продолжала смотреть на свою установку. Точнее, на приборы. Удивительные все-таки дела — пока она стояла рядом, регулировала каждое изменение на полградуса, установка капризничала. Стоило отойти и, так сказать, плюнуть на все, как установка сама вошла в автоматический режим, из которого теперь ее выбьет разве что мощный природный катаклизм или внезапное отключение электричества.

— Все сложнее, чем мы с тобой думали, — проговорила Алла многозначительно. — Короче, он сейчас сидит в спортзале с пистолетом в руках. Такая история. Где-то отыскал пистолет…

— Говори скорей! — перебила ее Ольга. — На дверь, что ли, наставил? Тогда ты не суйся, слышишь! Ни в коем случае.

— Если бы! Он себя хочет застрелить. Говорит, если хоть один человек в школе, кроме нас с тобой, узнает, он себе сразу пулю в висок.

— А пистолет-то хоть настоящий? Не муляж?

— Откуда я знаю! Я ему говорю: «Дурак! Попросил бы у нас по-человечески, неужели мы бы тебя не выручили!» Ты слышишь, да?

— Да слышу, слышу! Ну пяти тысяч я бы ему не доверила. Особенно теперь.

— Если он не врет, у него особый случай: он отца спасает. У отца какая-то странная разборка с бандитами. Я в этом деле ничего не понимаю, но он уверяет, что они отца просто убьют, если он не выручит.

— Ладно, я сейчас тут договорюсь и минут через сорок пять буду, — решилась Ольга.

Из школы, после того как они с Аллочкой поклялись хранить тайну, а Григорий, плача и заикаясь от позора, обещал вернуть деньги в течение двух месяцев, Ольга вернулась в институт к своей установке.

— Как ты ее дрессируешь? — спросил Федя, рабочее место которого было в той же комнате. — Ни разу не отступила от параметров, работала, как часы в палате мер и весов.

— Слушай, а часы разве там есть? — удивилась Ольга. — Я что-то не помню.

— Так и я не помню. Нет, часы вроде бы в Пулкове.

Опыт прошел удачно, неудачи же начались, когда Ольга приехала домой. Младший, Павлик, вообще неизвестно где собак гонял, а Петр демонстративно макал черный хлеб в тарелку со смесью воды и растительного масла и делал вид, что ее приход им не замечен.

— Мог бы почистить картошку и сварить, чем тюрю есть, заодно бы и мне меньше работы, — заметила Ольга Васильевна. — Случилось что-нибудь у вас? — Молчание одного сына и отсутствие другого уже начало ее пугать.

— У нас — ничего. А вот что у тебя — это было бы интересно узнать!

Хорошенькое дело — сын требует отчета от матери за проведенную вне дома ночь!

— То есть ты хочешь знать, где я была? — уточнила Ольга, ставя на газ чайник.

— Именно так.

— А была я у Михаила Ивановича. Отчет принят?

— Нет, не принят. Тебе не кажется, что замужней женщине не позволительно оставаться на ночь у посторонних мужчин?

— Ты что, всерьез? — Ольге даже весело стало. Ничего себе ситуация: сын учит мать высоконравственному поведению. — Михаил Иванович человек мне давно не посторонний. К тому же я — со вчерашнего дня не замужняя женщина, а вдова.

— Что ты хочешь этим сказать… Что, наш папа… — И голос Петра дрогнул.

Вот ведь как. Вроде бы недавно, когда Геннадий неожиданно вернулся в дом один Бог знает откуда, начал пить и буянить по вечерам, Петя лично наручники на него надел, чтоб утихомирить. На собственного отца. А она тогда возмущалась и требовала немедленно их снять.

— Да, вашего отца вчера похоронили в Германии.

— Ты это знала, а нам не сказала? И сама, значит, решила отпраздновать его смерть?

Вот уж действительно, воспитала на свою голову сына правильным человеком. Даже, похоже, слишком правильным.

— Успокойся и прекрати болтать глупости, — проговорила она резко..— В конце концов, ты должен соображать, что можно говорить матери, а что — нет. Ясно, что мы с Михаилом Ивановичем вовсе не тризну справляли…

— Мать, которая в день похорон отца была не с сыновьями, а с посторонним мужчиной!…