Марина Серова: Я стою миллионы

Контора Патрика Овералла находилась на шестнадцатом этаже одного из небоскребов на Норфолк-стрит. Мне пришлось проехать на пару кварталов дальше, чтобы найти паркинг. Ровно в двенадцать тридцать я ступила на синтетический ворс ковра в приемной кабинета Патрика Овералла.

— У меня назначена встреча с мистером Овераллом. Моя фамилия Иванова.

— Проходите, мистер Овералл ждет вас.

В небольшой закусочной возле Линкольн-сквер стоял обычный для подобных заведений гвалт. Необычным было, пожалуй, только то, что время ленча давно миновало, и я затруднялась объяснить, чем было вызвано подобное оживление в столь неурочный час.

Проглотив нехитрый обед, набрала номер Бронштейна, надеясь, что изолированное пространство телефонной кабинки обеспечит приемлемую слышимость.

— Бронштейн у телефона, — услышала я в трубке голос неуловимого Авраама.

— Добрый день, — я с удовольствием заговорила на «великом и могучем», — меня зовут Татьяна Иванова, я частный детектив. Джон Горбински поручил мне расследование гибели своего сына, мне необходимо встретиться с вами, это срочно.

— Но я занят. И потом, не представляю, чем могу вам помочь?

«Что это? — подумала я с негодованием. — Тупость, бессердечие, малодушие или криводушие?»

— Я к вам подъеду через полчаса, — не обращая внимания на его отнекивание, сказала я.

— Я сейчас уезжаю на встречу с клиентом, освобожусь поздно.

— Мы могли бы встретиться у вас дома, — настаивала я.

— Боюсь, что это невозможно, — продолжал уклоняться Бронштейн.

— Почему?! — с нескрываемым раздражением спросила я.

— Я сегодня не буду дома, — устало выдохнул Бронштейн.

— Назовите адрес, по которому я смогла бы вас найти. Любое время и место, мне все равно… — послав к черту этикет, почти кричала я в трубку.

— Что за упорство?! — недоумевал или играл в недоумение Бронштейн.

— Вы отдаете себе отчет в том, что, уклоняясь от встречи, вы тем самым создаете себе ненужные проблемы? Речь идет об убийстве, а не о рыбной ловле.

Если бы он сейчас оказался рядом, я бы разбила об его упрямую башку телефонную трубку. Мне все-таки удалось взять себя в руки.

— Хорошо, назовите время, когда мы можем поговорить, — уже спокойным тоном сказала я.

— Во всяком случае, не сегодня.

— Когда вы найдете для меня время?

— Ну, скажем, завтра, после обеда. Вас устроит?

— Устроит, если вы не можете встретиться раньше.

— К сожалению, не могу. Я жду вас завтра в три часа, в офисе.

— Хорошо, договорились, — сказала я, стирая со лба испарину.

Когда положила трубку, у меня было такое ощущение, будто я в одиночку разгрузила вагон дерьма — и тяжело, и мерзко.

На обратном пути я гнала как сумасшедшая, за что и поплатилась изрядным количеством баксов. Вежливый полицейский, поинтересовавшись, в порядке ли я, спросил, с какой скоростью я ехала. Я честно призналась, что не знаю. Тогда он сообщил мне, что я двигалась со скоростью сто шестьдесят километров в час, что на пятьдесят километров превышает разрешенную, невозмутимо выписал штраф и пожелал счастливого пути.

Ванна — неплохое место для отдыха, тем более такая, как у Горбински. Холодный белый и черный мрамор стен подействовал на меня с такой же бесстрастной убедительностью, с какой первое столкновение с грубой жизненной правдой развеивает трепетные подростковые иллюзии. Горячая вода, в которую я опустилась, быстро смыла остатки моего раздражения, виновником которого явился Бронштейн.

Почему он оттягивает встречу? Чем так занят? Поездка в Париж только убедила меня в том, что двигаюсь в правильном направлении… Бронштейн, эта заблудшая овца, не выходил у меня из головы. В той колоритной и вполне отчетливой картине, которая сложилась у меня в уме, для него как бы не было места. И все-таки, подобно горошине под перинами у принцессы, он беспокоил меня, постоянно держал в напряжении.

Ладно, оставим его до завтра…

Вытерев руки, я взяла телефонную трубку и набрала номер в Тарасове.

— Алло.

— Мариша, привет!

— Тань, ты, что ль? Ты откуда?

— От верблюда. Мне срочно нужна твоя помощь, учти, звонок международный, поняла? С меня сувенир из Штатов.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Возьми карандаш и бумагу, записывай. Кому шестнадцатого мая сего года звонили из Парижа с телефона восемь, восемь, пять, два нуля, сорок шесть? Записала?

— Я че-то не пойму, ты из Штатов или из Франции?

— Кончай трепаться, приеду, расскажу, да, и еще адрес этого абонента, поняла?