Андреа Камиллери - Похититель школьных завтраков

С исчезновением имени Франсуа из наших телефонных разговоров сами эти разговоры стали уклончивыми и холодными. Теперь я хочу открыто сказать, что не упоминал его, потому что боялся поддерживать в тебе беспочвенные надежды. Сейчас поводов для этого страха не осталось.

Помнишь то утро у меня дома, когда Франсуа сбежал искать свою мать? Так вот, когда я вел его домой, он сказал мне, что не хочет в конце концов попасть в приют. И я ответил, что этому не бывать. Я дал ему слово, и мы пожали друг другу руки. Свое обещание я сдержу при любых обстоятельствах.

За последние пятьдесят пять дней я три раза просил Мими Ауджелло позвонить сестре и справиться о Франсуа. Каждый раз я получал утешительный ответ.

Позавчера все с тем же Мими мы поехали навестить его (кстати, ты бы должна написать Мими и поблагодарить за преданную дружбу). Я подглядывал за Франсуа, когда он играл с племянником Мими, мальчишкой его же возраста. Он был веселый и беспечный. Он узнал меня, как только увидел, и выражение его лица изменилось, как будто по нему пробежала тень. Память у детей устроена так же, как у стариков: кажется, они легко забывают, но мысль о матери обязательно возвращается к ним. Он меня крепко обнял, и я заметил, что глаза у него влажные, – но он не расплакался, этот ребенок, я думаю, не привык хныкать. Больше всего я боялся, что он спросит меня о Кариме. Но он сказал тихо-тихо: «Отвези меня к Ливии». Не к матери, к тебе. Он, должно быть, уже уверен, что Кариму больше никогда не увидит. И, к сожалению, он прав.

Ты знаешь, что, умудренный печальным опытом, я был уверен, что Кариму убили. Чтобы осуществить задуманное, мне пришлось пойти на большой риск и заставить убийц себя обнаружить. Следующим шагом я запланировал заставить их сделать так, чтобы труп был найден в узнаваемом состоянии. И у меня вышло. Теперь, когда Франсуа официально признан сиротой, я могу действовать. Мне очень помог начальник полиции, он задействовал все свои знакомства. Если бы тело Каримы не было найдено, все наши старания погрязли бы в бездонных болотах бюрократии, и решение нашей проблемы затянулось бы на долгие годы.

Я понимаю, что письмо и так вышло слишком длинным, так что дальше буду предельно краток:

1. Франсуа, с точки зрения и нашего, и тунисского закона, находится в парадоксальном положении. Он по сути дела – несуществующий сирота, потому что факт его рождения не был зарегистрирован ни на Сицилии, ни в Тунисе.

2. Монтелузский судья, который занимается такими делами, кое-как определил статус Франсуа, но только на время разбирательства. Пока что ребенок передан на поруки сестре Мими.

3. Тот же судья сказал мне, что теоретически сейчас в Италии незамужняя женщина может усыновить ребенка, но добавил, что на самом деле это пустая болтовня. И привел в пример одну актрису, которая годами с переменным успехом билась с распоряжениями, рекомендациями и процедурами.

4. Лучший способ сберечь время, считает судья, – это нам с тобой пожениться.

5. Так что готовь документы.

Обнимаю и целую. Салъво.

P.S. Нотариус в Вигате открыл на Франсуа счет, на котором до его совершеннолетия будут лежать полмиллиарда лир. Я думаю, что «наш» сын официально должен родиться на свет в тот момент, когда перешагнет порог нашего дома, но будет еще справедливее, если в жизни он получит поддержку от той женщины, которая была его родной матерью и которой принадлежали эти деньги.

«ВАШ ОТЕЦ СОВСЕМ ПЛОХ ЕСЛИ ХОТИТЕ УВИДЕТЬ ЕГО ЖИВЫМ НЕ ТЕРЯЙТЕ ВРЕМЕНИ. ПРЕСТИФИЛИППО АРКАНДЖЕЛО».

Монтальбано ждал этих слов, но когда прочитал их, к нему вернулась глухая боль, как в первый раз. Она усугублялась предчувствием того, что ему предстояло сделать: склониться над постелью отца, поцеловать его в лоб, почувствовать сухое дыхание умирающего, посмотреть ему в глаза, произнести слова поддержки. Выдержит ли он? Он решил, что такое испытание неизбежно, если профессор Пинтакуда прав и ему придется взрослеть.

«Я научу Франсуа не бояться моей смерти», – подумал он. И от этой мысли, поразительной уже тем, что она пришла ему в голову, внезапно успокоился.

У самого въезда в Вальмонтату, в четырех часах езды от Вигаты, висел указатель на больницу Понтичелли.

Монтальбано припарковал машину на муниципальной стоянке и вошел в больницу. Он чувствовал биение сердца у самого кадыка.

– Меня зовут Монтальбано. Мой отец лежит у вас, я хотел бы его увидеть.

Человек за стойкой помешкал и указал ему на кресло.