Геннадий Прашкевич - Подножье тьмы

– Новость эта их сразила, – сказал Роальд, – наповал сразила. Они все обдумали, кроме такого пустяка. Подумаешь, сто пятнадцать трупов! Ну, я на эту слабинку и стал давить. Вот, говорю, здорово, что вы именно ко мне пришли. Я вас сейчас запишу в особую тетрадку, а потом, может, получите орден. Будете по очереди носить. За борьбу с мафией! Если одного из вас мафия уничтожит, тогда второй может носить тот орден постоянно. И проблем никаких, говорю, сейчас позвоню сотрудникам – всех подруг возьмем. Только труп, говорю, труп нужен! – «А будет труп, – говорит один из гостей, самка, кажется. И задумчиво на меня смотрит. – Будет, будет тебе труп!» Я, понятно, снова в обход. Забыл, говорю, забыл про одну новую поправку к законам. Вышла, объясняю, одна новая поправка к законам. Госдума ж у нас не зря, Госдума у нас сильно работает. Нынче всех можно брать, ежели кто крупное замышляет. Если, скажем, трупов насчитывается сто пятнадцать, а в наличии нет ни одного, все равно подлых убийц можно брать сразу, потому что сто пятнадцать трупов это дело большое, а за большое, известно, можно и без трупов брать. Конечно, эффектней было бы взять каждую подругу с ножом в руке, но зачем? Не таскать же нам самим трупы? У меня так, например, даже грипп. Хорошо я так сказал, самому понравилось. И гостям понравилось. Опять сцепились короткими ручками, короткими ножками болтают. Я на них глянул, посуровел, сурово говорю: все, хватит! Убедили меня, дело серьезное. Будем брать сук и бандитов, плевать, чьи они друзья и подруги. Прямо сейчас брать будем. Даже прикрикнул на гостей – подтянитесь! Прямо сейчас брать пойдете. Вызову охранение, с ним и пойдете по адресам. Адресами-то запаслись? – Гости мне счастливо покивали. Понятно, я поднял трубку и звоню своему приятелю – главному психиатру области. Привет, дескать, старик! Имя не называю, все по дружески, все на короткой ноге. Старик, говорю, ты дома? Вот хорошо! Сейчас к тебе ребята подойдут, двое хороших ребят. У них интересные идеи, это по твоей части. И дело важное. Ты же знаешь, сказал я ему, я бы не послал к тебе людей, не будь столь важного дела. Это для меня, старик! Лично для меня. И, не мешкая, повесил трубку.

– А через час… – серые ледяные глаза Роальда пронзительно вспыхнули, Шурик редко видел его таким. – А через час у меня завизжал звонок. Именно завизжал. Аппарат запрыгал от визга. Твою мать! – стал орать на меня психиатр. Что ты сделал с моими любимыми пациентами? Несколько лет я лепил из них нормальных людей. Вот вылепил, отпустил на свободу, а они… Как они к тебе попали? Что ты им обещал?

Роальд тяжело вздохнул.

– Я ему ответил: смирись, гордый человек! Где-то ты просчитался.

Врач благосклонно кивнул:

– Кажется, ты не кончишь в психушке, Роальд. Главное для человека, вовремя выговориться. Сегодня ты выговорился на год вперед.

– Я сам так чувствую.

– Так вот, Роальд… Много ли на твоей памяти преступлений, тщательно обдуманных и совершенных женщинами?

– На моей памяти? Честно говоря, сразу ничего такого в голову не приходит.

– И не придет. Женщины совершают преступления только в шоке. За редчайшими исключениями. А если женщины убивают, то, как правило. только своих мужей. И ничего с этим не поделать. По самой своей природе женщина чисто психологически способна лишь на одно преступление – на проституцию. Если, конечно, считать проституцию преступлением.

Он торжествующе ткнул длинным пальцем в грудь Роальда:

– Для женщины важнее всего мотив. Главный мотив для нее – акт отчаяния, крайняя мера протеста после долгих, действительно долгих унижений. Понятно, что чаще всего под рукой в такие минуты оказывается муж.

Он задумался.

– Я это к тому, Роальд, что даже отчаявшаяся женщина не поднимет руку на ребенка, даже на чужого. Готов держать пари, если погибший на улице пацан и второй, потерявшийся, как-то связаны с цепочкой похищений, то косвенно, по касательной. Скорее всего, в тот момент дети находились уже вне внимания похитительницы.

Роальд не успел ответить.

Ударом ноги отворив дверь, в уютный сумеречный зал гостиничного кафе ввалился главный редактор газеты «Шанс-2» – господин демократ Иваньков, по имени Сергей Иваныч.

Он не ввалился.

Он впал в зал.

Если бы не приятели-телохранители, поддерживающие Иванькова сразу с двух сторон, он непременно упал бы. Но его удержали и, вскинув голову, Иваньков неожиданно ровным, хотя и пропитым голосом, прохрипел:

– Не вижу…