Геннадий Прашкевич - Подножье тьмы

– Ага, – торжествующе выкинул перед собой палец Врач. – Хочешь спросить, почему, украв детей, она их бросает?

Ежов дернулся, он не хотел идти на поводу у Врача, но вдруг рассмеялся:

– А ведь точно. Сдаюсь.

Даже Роальд улыбнулся. По его лицу было видно – он захвачен словами Врача.

– Ты считаешь, у нее это что-то вроде болезни? Она может совершать свои поступки как бы в беспамятстве, а потом даже и не помнить о них?

Врач кивнул:

– Такая гипотеза многое объясняет.

– Но, черт возьми, – сказал Ежов, – это делает ее еще опаснее.

– Почему? – спросил Скоков.

– Если она ничего не помнит, если она действует как во сне, рано или поздно она опять кого-нибудь загубит.

– Подожди, Коля, – сказал Роальд. – Ты, Леня, правда считаешь ее больной?

– Предполагаю, – ответил Врач.

– Все равно она преступница, – сказал Ежов, заглядывая в пустую кофейную чашку. – С любой точки зрения она нарушает законы.

– На это можно взглянуть иначе, – возразил Врач. – Скорее всего, она сама жертва. Думаю, когда-то с нею случилось несчастье. Она ищет конкретного ребенка с совершенно конкретным именем. Я думаю, это может происходить так. Она идет по улице, ни о чем таком не думая. Ее мозг находится как бы в тени, все ее прошлые неприятности загнаны в глубину подсознания, она крайне редко к ним возвращается. Она ведет совершенно обычную, совершенно ординарную жизнь. Но вот она идет по улице и ее вдруг что-то пронзает. Она чувствует что-то вроде электрического удара. Какой-то ребенок, идущий рядом с мамашей, напоминает ей того, которого она ищет. Она вся дрожит. Внешне это, наверное, никак не проявляется. Она продолжает идти, как шла, но ее мозг уже переключился, в нем одна доминанта, одна мысль: ребенок впереди – это тот ребенок, которого она ищет! Этот ребенок должен быть с нею! Незаметно, но упорно она следует за ребенком, привлекшим ее внимание Так же незаметно она приходит к мысли, что это ее ребенок. И если предоставляется возможность, она уводит его. Иногда ее приступы могут тянуться долго – до двух суток. Как вы помните, некоторые дети даже побывали в ее квартире. У нее много игрушек. Дети вспоминали о ней с восхищением. Они же не видят и не понимают того, что происходит с доброю тетей. Им это так же недоступно, как понимание того, что мороженое, брикет которого стоит десять тысяч, вредно не потому, что, съев его, можно простудиться, а потому, что оно стоит именно десять тысяч. Какое-то время похитительница счастлива, ее мозг работает только на находку. Ведь она вернула потерянное! Но затем вновь что-то происходит. Папася, мамася. Приступ кончается, она начинает мыслить, как ординарный человек, при этом она ничего о случившемся не помнит. Она видит рядом с собой чужого ребенка, она пугается. Ею овладевают страх и растерянность. Испуганная, ничего не понимающая, она просто бежит. Она не слышит слов малыша. Она их уже не может слышать. Она ведь ничего не помнит из совершенного. Это ее спасает. Какое-то время нервное напряжение еще держит ее, но потом и оно проходит. Остается непонятное томление. Неясное, мучительное. Эта женщина все время должна бояться…

– Кого? – быстро спросил Роальд.

– Себя, – ответил Врач.

– И правильно, – сказал Ежов. – Чего-то же должен преступник бояться. Если на него ничто не действует, пусть боится хотя бы себя.

– Я не уверен, что она преступница.

– Да ну! – сказал Ежов. – Так не бывает. Где преступление, там и преступник.

– С точки зрения человека, не желающего ломать голову над загадками природы…

– Брек! – поднял руку Роальд. – Брек! Договорим внизу.

– А что там внизу? – удивился Врач.

– Кафе. Надо же пообедать.

– С этими придурками?

– Они не самые худшие. На них мир стоит.

– Я с вами? – почему-то спросил Ежов.

– Нет. Ты знаешь, куда тебе надо.

Ежов кивнул.

Похоже, зависти он не испытывал.

Угощал Роальд.

Кафе находилось на первом этаже, все боковые двери были раскрыты, сухой жаркий воздух густо дрожал над стойкой. Народу в кафе оказалось мало, но все-таки несколько столиков было занято.

Репертуар тоже был тем еще. К счастью, играл не оркестр. Две колонки торчали над баром. Как только герой зарулил домой, из колонок понеслось еще более увлекательное: