Елена Арсеньева - Клад вечных странников

— Не привыкать! — усмехнулся Асипов. — И мы опять какой-нибудь условный знак установим, правда же, Екатерина Дмитриевна? В прошлый-то раз сигнальчик сработал, это мы на ваши освещенные окошки отреагировали так оперативненько! Вот классно, что преступник сам нам просигналил, верно?

Катерина благодарно улыбнулась ему и опустила глаза. Строго говоря, этот сержант со странной фамилией Асипов спас ей жизнь, а она только что и капитану, и ему соврала. Сказала, будто не знает, что искали в ее квартире.

А ведь она знала…

Но она будет молчать. Она никому ничего не скажет.

Поэтому она снова улыбнулась Асипову и пошла было к двери, как вдруг от стенки послышалось задушенное хрипенье, а потом беленькая коробочка динамика, висевшая рядом с листом календаря, сказала человеческим голосом:

— Оперативная группа, на выезд.

— Какого там еще?.. — Асипов закончил предложение шепотом и перегнулся через стол к селектору: — Куда едем? Что случилось?

— На улице Горького, напротив ночного клуба «Гауди», убийство. Какой-то маньяк застрелил двух женщин и скрылся, разумеется. Сосед случайно трупы обнаружил: собака скулить начала, он вышел, а там дверь нараспашку и трупы. Там жили старуха с правнучкой. Девушка убийце, очевидно, отперла, он ее тут же, в прихожей, в упор… А старуху достал уже в комнате — прямо в лоб. Что характерно, в квартире ничего не тронуто. Пришел, убил и дальше пошел. Фамилии убитых: Оксана Мальцева и Клавдия Ефимовна Кособродова.

Послышался звук, словно упало что-то тяжелое.

Асипов испуганно обернулся. Капитан растерянно глядел на гражданку Старостину, которая в глубоком обмороке лежала на полу.

— Ничего удивительного, — сочувственно сказал Асипов. — Ей, бедняге, сегодня досталось!

Эх, знал бы он…

Ирина очень удивилась, почувствовав, что проснулась и таращится в полутьму. Что-то ведь разбудило… И это была не луна — ночное светило уже ушло из окна, оставив только бледный туманец за стеклом, как раз достаточный для того, чтобы различить очертания скудной мебелишки — и темную фигуру, застывшую как раз против окна.

Тело сковало страхом. Ирина только и могла, что лежать и беспомощно смотреть, как человек совершает какие-то странные, торопливые телодвижения. И вдруг до нее дошло, что незнакомец… поспешно раздевается!

— Ты здесь, моя сладкая? — выдохнул он едва слышно. — Ждешь?

И, мгновенным движением спустив с бедер плавки, он шагнул вперед и скользнул к Ирине в постель.

Она почувствовала тяжесть раскаленного мужского тела, сильные руки стиснули ей грудь — и от этого бесцеремонного, грубого прикосновения словно пробку вышибли из горла. Ирина взвизгнула, рванулась — и сразу почувствовала себя свободной. Человек отпрянул, отдернул руки, будто обжегся, навис над ней, всматриваясь в лицо.

Ирина, что-то бессвязно лепеча, тоже пыталась его рассмотреть, слишком испуганная, чтобы возмущаться… И вдруг ударило по глазам светом! Она инстинктивно закрыла лицо ладонями.

— А-ах! — громко вскрикнул кто-то неподалеку грудным голосом.

Ирина осторожно приоткрыла веки, но тут же с воплем вытаращила глаза.

Картина, открывшаяся ей, заслуживала того, чтобы смотреть на нее, не отрываясь. Рядом с Ириной на кровати мостился голый Петр, одной рукой прикрывавший лицо от яркого света, а другой тянувший край одеяла на свои нагие чресла. А в дверях стояла…

Боже ты мой! В дверях стояла Маришка и смотрела на кровать остановившимися глазами.

— Ма-ри-ша… — потрясенно пролепетал Петр, переводя взгляд с Ирины, которая тоже старалась прикрыть свою наготу, на ошеломленное лицо молодой хозяйки. — Ты… ты здесь? Ты… пришла? А я думал, ты уже…

— Думал, я уже сплю и никто тебе не помешает в моей постели с другой тискаться? — выдохнула Маришка. — Блудня! Блудня поганый!

Она закрыла лицо руками, сгорбилась, но тут же выпрямилась, пылая возмущением.

В это время между Ириной и Петром шла непрерывная, ожесточенная борьба за обладание одеялом, которое непонятным образом, может, со страху, вдруг уменьшилось в размерах, словно шагреневая кожа. Стоило Ирине натянуть его на себя, как обнажались мускулистые бедра Петра, а если одолевала грубая мужская сила, то все могли наблюдать, как дрожит от страха худое Иринино тело.

— Доска струганая, — с отвращением оценила Маришка ее стать и возмущенно обратилась в Петру: — Занозиться не боишься?

— Мариша! — простонал он, плюнув, наконец, на борьбу за одеяло. Вскочил, стыдливо прикрывшись горстью, метнулся к плавкам, натянул их на себя и, мгновенно почувствовав себя уверенней, ринулся к Маришке.