Войтек Стеклач - Как убить золотого соловья

– Какой там поэт, – сказал я, – у всех остальных были только мотивчики, зато у тебя – мотив. Заграничный контракт. Зузанка, – я вел с ним честную игру, – а мне известно об этом от Геды, должна была подписать на полгода контракт – без ансамбля.

– В Амстердам, – уточнил Бонди.

– Да, – сказал я. – И она это сделала. Может, ей и самой это вначале понравилось. Она посмотрит мир – ведь амстердамский договор позволял ездить с концертами по всему Бенилюксу, да еще в Западную Германию и Англию. Прямо-таки единственный в своем роде шанс. Так это Зузанке наверняка кто-то изобразил. А иначе она могла задуматься и понять, что тем самым, по сути дела, уничтожает свою собственную, то есть Добешеву, группу, что ставит на карту больше, чем у нее есть. Этот кто-то Должен был убедить ее, что игра стоит свеч. Причем этот кто-то действовал так потому, что Зузанин контракт сулил ему выгоды, а рисковать бы ему не пришлось ничем. Рисковала бы только певица. Но она все поняла. Не так она была глупа. Решила, что аннулирует свою подпись на контракте. И конечно, должна была сказать об этом тому человеку, который втянул ее в это дело. Должна, потому что это была наивная, порядочная девушка – и она сказала. В Либерце. Поэтому Богоуш Колда и не смог попасть к ней в воскресенье вечером. У Зузанки и впрямь была важная встреча. А Милонь Пилат незадолго перед тем слышал от нее, что ей кто-то угрожает. Но все произошло не так, как он замышлял. Зузана в понедельник все-таки отказалась от контракта. Этот человек постарался еще раз переубедить ее – скорее всего, во вторник. Может быть, она пообещала ему подумать. Может быть, он дал ей какое-то время. До субботы. А потом оказался наедине с ней в ее квартире. Он кричал и угрожал. Все было напрасно. Пришел Колда, и этот человек, когда Богоуш отправился забрать из его машины ноты, которые там забыла Зузана, сказал ей, что сейчас уйдет, но потом опять вернется. Это не меня, а его боялась Зузана, да только Колда не понял. Между словами о том, что Зузана боится, и о том, что должен прийти я, была пауза. Это были две фразы. Объединив их, Колда сбил на время со следа милицию. Колда ушел меньше чем через час после этого человека, потому что у него была назначена встреча с Пилатом. И до самой смерти себе этого не простит.

– Ты преувеличиваешь, – сказал Бонди.

– Не преувеличиваю. Этот человек вернулся. Тот, которого так боялась Зузана. И убил ее в приступе ярости. И это был ты!

Бонди показал на телефон на своем столе:

– Ты настолько во всем уверен, что можешь позвонить?

– Кому?

– Капитану.

– Да, – сказал я, – могу позвонить, Бонди.

– Так за чем же дело стало? – придвинул ко мне Гуго телефон, и я, когда он наклонился над столом, заметил, как погрустнели его глаза.

– Жду, – сказал я, – жду, что скажешь ты. Бонди отодвинул телефон и стряхнул пепел.

– И правильно делаешь. Интересная история. Ты ведь хотел откровенности. Так вот, кое-что ты угадал. В тот воскресный вечер я в самом деле был в номере у Зузаны в Либерце и разговаривал с ней о контракте, – улыбнулся грустными глазами Бонди. – Но не только о контракте… Ну а о том, что со слов Пилата рассказывала Геда, я не знал. Что же, Честмир, будем откровенны.

– А это еще имеет смысл? Почему я теперь должен верить тебе? – поднялся я.

– Сядь, – сказал Бонди, – хотя, впрочем, я не собираюсь переубеждать тебя. Просто ты хотел слышать правду.

Я снова сел.

– Спасибо, – с иронией сказал Бонди. – Этот заграничный контракт, естественно, заключал я. Ради Зузаны. Чтобы ей помочь. Но только я думал, что это и впрямь будут концерты, выступления… а не пение в баре! А именно так все и обернулось. Это я и объяснял Зузане в Либерце в тот вечер. И она пообещала, что послушается меня и аннулирует свою подпись. Так она в понедельник и поступила.

– Менеджер-филантроп, – усмехнулся я, – а как же твои деньги?

Бонди сделал обиженное лицо:

– Деньги сюда, пожалуйста, не впутывай. Но могу тебя заверить, что Зузана вовсе не хотела отказываться от контракта, хотя я и сказал ей, какая гадость ее ждет.

– И я должен тебе верить?

– Да, – сказал Бонди, – я откровенен. Добрый дядюшка Бонди повел себя как филантроп.

Перед кинотеатром никого не было. А я вышел из трамвая около статуи святого Вацлава в двадцать семь минут шестого. Я разозлился. Скорее всего, потому, что обманул самого себя. Закурив, я стал рассматривать кинорекламу. Что хоть идет? Оказалось, французский фильм, экранизация какого-то детектива с парадоксальным названием «Без мотива». Могу ли я верить Бонди? Может, нужно было позвонить капитану Грешному и все ему рассказать? Не лгал ли мне Бонди, был ли он действительно откровенен?