Войтек Стеклач - Как убить золотого соловья

Славик почему-то не обратил на это внимания и взял Геду за руку. Это было нетрудно, потому что сидели они друг напротив друга, а бутылкой, игнорируя общество, завладела Богунка.

– Как раз с первого у нас добавляется восемь страниц. Большие возможности для новых замыслов.

– Меня это радует. – Геда легонько высвободила свою руку.

– А что будет на этих восьми страницах? – спросил я. – Какие жанры?

– Ну, – улыбнулся Славик, – ты, к примеру, что у нас любишь читать больше всего?

Искренний мой ответ звучал бы – «ничего», но причин для конфликта не было никаких, да я и не очень-то к нему стремился.

– Все подряд, – выпалил я, – вот сейчас в трамвае я как раз читал статью Гертнера о фестивалях.

– А-а, – сказал Славик, – но это не последний номер. Это было неделю назад.

– Гертнер, – скривилась презрительно Богунка, – суслик – вот он кто.

– Конечно, – снисходительно согласился Славик, – но…

– Какие еще «но»! – Бодя явно рассердилась. – Если я говорю, что он суслик, значит, суслик, и Геда это подтвердит. Правда, Геда?

– Ну да, – улыбнулась моя бывшая жена.

– Но это еще не значит, что тебе надо так много пить, – отечески сказал Славик, пытаясь отобрать у Богунки очередную рюмку. Но он потерпел неудачу.

– Отстань! Суслик бы этого не посмел!

– Но я-то не суслик. – Славик элегантно сдвинул густые брови. – И сколько можно тебе повторять, что…

Я слышал только начало семейной сцены, потому что от продолжения меня отвлек Гедин шепот:

– Подождем, пока они выкатятся. Я должна тебе кое-что рассказать об алиби Бонди. А днем я брала интервью у Пилата. Узнала кое-что интересное…

Голова у меня раскалывалась, и я просто мечтал о воде. Об обычной, лучше всего ледяной и кристально чистой воде из колодца. Правда, в многоэтажном доме колодца не было, был только водопровод. Я с трудом поднялся с дивана. Свою вчерашнюю дорогу домой я помнил не слишком отчетливо.

Прежде всего я жадно напился, а потом уже с ужасом взглянул на будильник, который вчера вечером, а точнее, сегодня утром забыл в ванной. Здорово же я поспал. Сейчас четверг, половина одиннадцатого… Но то, зачем Геда позвала меня и что она не хотела говорить по телефону, я прекрасно помнил. В первый раз она позвонила мне вчера после того, как рассталась с Милонем. Но не застала меня дома. Милонь пригласил ее пообедать в «Палас-отеле» и был, как обычно, весьма общителен. Первая новость, которую я услышал от Геды, меня, к явному ее неудовольствию, не шокировала. Известие касалось алиби Пилата и Колды на субботний вечер. Я честно объявил Геде, что знаю обо всем от Богоуша, рассказ которого подтвердил капитан.

– Ну ладно, – кивнула Геда, – а о том, что Зузане кто-то угрожал, ты тоже слышал?

– Нет, – сказал я.

Что-то было все-таки в этой болтовне Пилата в понедельник в «Ротонде», но он был пьяный и не хотел говорить ничего определенного, так что я имел все основания считать – как оказалось, абсолютно ошибочно, – что Милонь ничего не знает.

Утолив жажду, я залез под душ. Под холодный душ: хотя я никогда не считал себя моржом, это сейчас был единственный выход.

Пилат, так же как и Зузанка, ездил в Либерец. И он рассказал Геде о том самом воскресенье, о котором я слышал от Добеша и Богоуша Колды. Да только то, что рассказывал Милонь, было наверняка не известно ни Колде, ни Добешу.

Я вытерся, причесался, почистил зубы – и при всех этих манипуляциях, к сожалению, видел себя в зеркале. Красные глаза, помятая физиономия и щетина, покрывшая подбородок. Надо обязательно побриться… И я, конечно, порежусь, потому что бритва новая, а кожа У меня после пьянки всегда приобретает особую чувствительность.

Зузана якобы призналась Милоню, что она все время боится. Что ей кто-то угрожает. Романтик Милонь доверительно поведал Геде, что эти угрозы имели, скорее всего, эротический характер, и тактично намекнул, что подозревает мою скромную персону.

– Что ты на это скажешь?

– Геда, – в порыве откровенности я взял свою бывшую жену за руки, – верь мне, это не я. Ты же меня знаешь!

– Я тоже думаю, – тихо сказала Геда, – что это не ты.

– Но постой, – осенило меня, – если Зузана открылась Пилату именно в Либерце… и если она была, как утверждает Пилат, взволнована, то не был ли это кто-то из тех, кто ездил с ней в Либерец?

– Гм, – сказала Геда, – итак, продолжаю. Я знаю об алиби Бонди, об этой самой «Акции „Дог"». – Она усмехнулась. – Далее. Заграничный контракт в «Прагоконцерте». Зузана его вначале подписала – на полгода, – но в тот понедельник, когда вернулась из Либерца, отправилась в «Прагоконцерт» и расторгла договор. Это еще можно было сделать, потому что его не успели отослать.