— Больного в постель.
— Доктор, а ничего не надо… может, лекарство какое-нибудь? Укольчик? — робко подал голос удрученный, и даже испуганный произошедшим Ян Карлович.
— Нет. Минут через десять-пятнадцать он придет в себя. Относительно, разумеется. Но разговаривать с ним сейчас, сами понимаете…
— Да, да, конечно! Конечно, доктор. Вы абсолютно правы. Не надо было мне Пашу беспокоить Зря я, так сказать, затеял…
— Приходите позже, — посоветовал главный врач. — Месячишка через полтора-два. Может, состояние больного улучшится. Хотя, пока рано делать прогнозы…
— Спасибо, доктор!
— За что же?
— За заботу и вообще… — Ян Карлович помялся немного, но потом все-таки протянул человеку в белом халате стодолларовую купюру:
— Вот, прошу вас… на непредвиденные расходы. Может, лекарство какое понадобится…
Медик молча, с достоинством принял деньги, и тут же убрал их в карман. Дюжие санитары, тем временем, занялись Ройтманом, все ещё не подававшим признаков жизни: подняли его с пола, переложили на койку, устроили поудобнее под одеялом. А спустя всего несколько минут посетитель уже раскланялся на проходной с давно не бритым, мордатым вахтером и покинул территорию «психушки».
— Вот и попрощался с Пашей, — грустно подумалось ему.
На улице Ян Карлович скорее по привычке, чем по необходимости, огляделся по сторонам.
Пыльная, вся в выбоинах, проезжая часть, по краям — остатки тротуара, покосившиеся фонари электрического освещения… Ян Карлович по прозвищу Карла неопределенно шмыгнул носом, шаркнул модным ботинком по сухой земле под ближайшим тополем и направился, куда глаза глядят.
До отхода пассажирского парома «Айслэнд», на котором он собирался отправиться в Швецию, оставалось ещё много времени. Вещи, собранные в дорогу, покоились в небольшом чемодане, в камере хранения Морского вокзала, карман пиджака приятно распрямлял свежей «корочкой» заграничный паспорт, в котором уже стояли необходимые визы.
В специальном поясе, под рубахой, лежали деньги. Немного, но на первое время должно хватить. С матерью Карла уже простился — решил, что заберет её позже, когда обживется и обустроится на новом месте. Жена? Да пес с ней, с этой крашеной стервой… Больше особо печалиться было не о чем. Оставалось только скоротать где-нибудь время до начала регистрации и — адье! Прощай, немытая Россия… Прощай, любимый город, прощайте, воспоминания юности, коммерческие успехи и любовные неудачи.
А заодно уж, прощайте и вы — опер со следователем прокуратуры, тщетно пытающиеся преодолеть наложенное «сверху» табу на раскрытие подлинных обстоятельств трагической смерти некоего гражданина Пиккельмана.
В сущности, Карла вовсе не был уверен в том, что в убийстве старого кладовщика виноват лично он. Ну, подумаешь, наподдал разок-другой ботинком под ребра… Евреи — народ живучий, их и ломом не разу зашибешь.
Однако, некоторые ребята в погонах полагали иначе. Так что, пойди теперь, доказывай, что ты не верблюд, когда тебя уже и в зоопарк засунули, и табличку на клетке повесили, и даже соломки дали. Поэтому, во время задушевной беседы с куратором из «конторы», Ян Карлович не отрицал ничего.
— Ты кашу заварил? — хмурил брови тогда ещё подполковник Бойко.
— Ага, — пустил слюни Карла.
— И перестарался?
— Переборщил немного…
— И что теперь с тобой делать прикажешь?
— Может, отпустите вы меня, товарищ начальник, а? Ведь верой и правдой, столько лет… столько зим. Для общего дела ведь старался — сами же просили Витька подставить… Хотел как лучше!
— Сработало. Отпустили. И даже с документами на выезд помогли.
— Вот Карла и ушел. В дураках ему оставаться было не с руки, изворотливый ум, смекалка и развитый великолепно инстинкт самосохранения не позволяли.
— Ясно же, что это сегодня товарищ начальник добрый. А завтра? Переменится что-нибудь где-нибудь наверху — и все, пожалуйте бриться! Достанут, откуда угодно…
— Нет уж! Нырять, так нырять, — усмехнулся Карла наивности «куратора», и на всякий случай сварганил себе заграничный паспорт на чужое имя.
Разумеется, ни в какую Аргентину он не собирался. Нечего ему там было делать.
А собрался Ян Карлович поступить намного хитрее. И махнуть из Швеции не в Америку или на Гавайи, куда все обычно стремятся, а общедоступную, бестолковую Польшу. К двоюродной тетке с непроизносимой девичьей фамилией, о существовании которой не могла знать ни одна спецслужба.
Читать дальше