Елизавета Михайличенко - Неформат

Эфраим подался вперед и выдохнул:

— Сможешь узнать сейчас?

— Легко. Сейчас позвоню бывшим сотрудникам, все узнаю.

Санька куда-то позвонил, но судя по всему говорил с секретаршей, а потом доложил, что нужный человек сейчас взять трубку не может, но перезвонит минут через десять.

Умница вдруг улыбнулся. Потом хихикнул. Вскочил. И пояснил:

— Ладно, плевать на чемодан. Ясно, что его уже не вернешь. Саша, как здорово, что ты предложил спорить на полчемодана! Иначе бы я не задумался! А так я прикинул сколько это. Вот смотрите сами. Площадь стодолларовой бумажки — примерно квадратный дециметр. Толщина пачки из ста бумажек — примерно сантиметр. То есть, получается сто тысяч долларов на литр. Боря, что ты на меня так уставился? Ну, по-простому это выходит «лимон» на ведро. А сколько ведер в нашем чемоданчике? Два-три. Фигня же это по сравнению с тем, что Эфраим у Наума увел. Так давайте подарим чемоданчик Сашиным друзьям и честно поделим остальное!

Эфраим молча выслушал Умницу, потом горестно вздохнул:

— Нет у меня больше никаких денег.

— Ха! — заявил Умница. — Ха-ха-ха! Это ты Боре рассказывай. А мне не надо. Математика — наука точная. Вот так спасать вас, а вы… Кстати, мы ведь можем спасти тебя обратно, правда, Боря?

Я молча, с улыбкой театрального критика на премьере, смотрел на все это.

— Да черт побери!.. — заорал Умница.

Но тут зазвонил Санькин мобильник.

— Тихо! — рявкнул Санька.

Мы притихли, прислушиваясь к Санькиному разговору. Но он, изложив суть дела, уже только слушал, ограничиваясь лишь междометиями. Потом поблагодарил, передал приветы, отключился и повернулся к нам:

— Ну что, открыто дело. По статье 186, часть вторая — «Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг, совершенное в крупном размере». От семи до двенадцати лет лишения свободы.

— Ох… бля… ничего себе! — взвыл Умница. — Мало того, что ограбили, так еще и доллары фальшивые подсунули! Это же вообще беспредел! Александр, зачем?

— Затем, — вдруг стыдливо отозвался Плоткин. — Затем, что у меня уже не было нефальшивых.

Мы все уставились на Плоткина с интересом. Правда, Санька и я — с фальшивым. Умница сглотнул. И выдавил:

— То есть… на месте Ронена мог оказаться… я?! По плану «А» я должен был ходить по Москве с чемоданом фальшивых долларов!!! Да и по плану «Б» — тоже… И все за то, что хотел тебе, Эфраим, помочь? Как же так?!

Наступила тяжелая продолжительная пауза. Никто не хотел ее прерывать. Я разглядывал Умницу и думал, стоило ли грузить Саньку с Эфраимом после тяжелого дела еще и этим. И чувствовал, что стоило. А Умница разглядывал потолок, мыслил и мрачнел.

— Боря, — наконец сурово молвил он, пристально в меня вглядываясь, — а ты знал, что деньги фальшивые? Лично ты! Вот что мне интересно.

— А ты сам как думаешь? — спросил я. Мне почему-то это тоже было интересно.

— Я хотел бы думать, что нет. Разочаровываться в друзьях, Боря, это очень больно! — сказал Умница с искренней тоской во взоре. — Особенно в тех, которым не то что последнюю рубашку, а собственный паспорт отдавал!

Почему-то стыдно мне ну совсем не было. И, видимо, это было заметно. Но и лукавить я не стал:

— Знал.

— Ну, раз даже ты знал… Я так понимаю, — наконец горько молвил он, — что все присутствующие были в курсе? Что деньги фальшивые. А значит, использовали меня втемную. Или даже зачем-то нарочно хотели подставить! — он захлебнулся жалостью к себе. — Боря… как ты мог?! Я же тебя совсем недавно спас от смерти и позора!

Все по-прежнему молчали, предоставив сцену мне с Умницей. Я уже было открыл рот для обличительного монолога, но тут неслышно, словно боясь спугнуть лезущую на стол кошку, возник официант в зеленом. Практически из ниоткуда, словно от зеленой портьеры отделился. Он интимно осведомился у Саньки нет ли каких-то дополнительных пожеланий и можно ли подавать горячее.

Умница переживал утрату дружбы, денег и чувства интеллектуального превосходства. С последним он смирялся, как правило, очень ненадолго, поэтому я за него не беспокоился. И точно, его резиновая психика уже восстановилась, отскочила от пола и ударила с другой стороны:

— Скажи-ка мне, Боря. Если ты знал, что в чемодане деньги фальшивые, то ты знаешь где настоящие? Плоткин только что сказал, что нефальшивых у него нет. Значит, где они? Все-таки у Дины? Не могли же вы их вернуть Науму.

— Ну что ты! — сказал я. — Чтобы я позволил вернуть деньги Науму, человеку, который жаждет моей крови, который потратит их на то, чтобы меня найти и убить?! Ты что, меня совсем идиотом считаешь?