Елизавета Михайличенко: Неформат

Ленка честно поверила, что Наум огорчился из-за моего дежурства. На то она и Ленка. А у нас с ним та необязывающая мужская симпатия, когда приятно встретиться, но можно и не встречаться. И то, что мне пришлось дежурить во время его «большого» приема в сукке — уж точно не повод для огорчения.

Зато сегодня шеф попросил меня помочь «хорошим-парням-армейским-следователям» и взять показания у потерпевшего, в Адассе Эйн-Керем. Нам частенько приходится расхлебывать ностальгию шефа — на срочной службе он был следователем и у него там остались кореша, которые грузят теперь нас заданиями. Выбор у них, правда, небольшой — армейские следователи в полицию обычно не идут, шеф чуть ли не один такой. Зато энтузиазма у него…

Пацан получил ночью в пабе пулю от своего приятеля, такого же пацана, только уже солдатика в увольнении. Традиции израильской армии сложились до большой алии, а армейские традиции не сдаются и не умирают. Ладно, я готов поверить, я почти помню, что лет десять назад солдатики в увольнении не надирались. Хорошо, большинство не делает этого и сейчас. Но не требуйте от пацанов, чтобы они не расставались с личным оружием! За руль ему сесть нельзя, а в баре гудеть — можно. Мы по-пьяни девиц обнимали, а они — автоматы. Или и девицу, и автомат. Или даже автомат и девицу с автоматом.

Вот пусть Наум и расскажет откуда эта странная традиция не расставаться с оружием и заодно приплетет несколько историй по этому поводу с его личным участием и прочими историческими личностями в пижамах.

Я повернул на Аминадав — засвидетельствовать свое почтение, лично объяснить отставному генералу причину неявки на вчерашний прием по случаю праздника Кущей. Если бы не теща, навещал бы его не так редко. Всегда расскажет что-нибудь такое, подлинно-историческое, чему, прочитав в учебнике, никогда не поверишь. А тут — свидетельствует очевидец, а чаще так вообще участник. И память у генерала на редкость цепкая. Детали событий полувековой давности помнит — это как раз понятно, дело стариковское, но пить со мной весь вечер на равных, а наутро быть выбритым и помнить что мы вчера говорили — как можно не относиться с уважением? А ведь ему хорошо за семьдесят. Он, кажется, на год младше тещи, хотя это я точно выяснить так и не смог — военная тайна.

Все получилось даже лучше, чем я ожидал. Теща была в Тель-Авиве на сеансе чего-то очень эксклюзивно-пластикохирургического. Скоро она будет выглядеть лучше Ленки, к тому идет. Во всяком случае, как мать и дочь их в последнее время воспринимать перестали. Софья Моисеевна ловко сменила атрибуты своей молодости и теперь, вспоминая о ней, она рассказывает о шестидесятниках, об оттепели, о стилягах, джазе и знакомом саксофонисте Игорьке, который играл, как черт. О военной юности, эвакогоспитале и «деле врачей», которыми она мне за двадцать лет проела плешь, теща забыла напрочь. Ленка считает это «очень трогательным». Наум, кажется, тоже. А черно-белый Умница, являясь из своей ешивы, вообще хором с тещей вспоминает черно-белые шедевры Чухрая и Хуциева. Одного меня от этого воротит. Вставные зубы я еще приемлю, но вставные воспоминания…

Кроме того, теща как-то подозрительно быстро разучилась грамотно и внятно говорить по-русски. Она теперь тянет гласные и как бы поет, а по мне так воет, путая склонения и спряжения, что выявляет нудность привычных наставлений и моралей. На иврите она говорить так и не научилась, зато к месту и не к месту пользуется идишем. Кажется, в их кругу этот язык местечковых сапожников и шинкарей считается очень аристократичным. Что делать, теперь моя теща — это израильская элита. Это к ней в праздничную сукку являлся вчера шеф моего шефа. Кстати, интересно, не нарочно ли мой шеф впарил мне дежурство именно на этот вечер?

Впрочем, хорошо, что меня вчера тут не было. Благодаря этому, сегодня здесь еще оставалась холодная водка, которую мы с Наумом форсированно уничтожали. Кажется, он хотел принять свою дозу до возвращения тещи, а потом свалить на меня. Да ладно, не жалко, дело житейское. Человек, прервавший мое двадцатилетнее существование в одной квартире с тещей, вправе получать от этого хоть какие-то бонусы. В случае генерала я называю это «использовать рельеф местности». Стоило мне лишь подумать о теще, как ей икнулось — позвонила и, узнав, что я сижу напротив, стала отдавать какие-то хозяйственные распоряжения, требуя, чтобы они выполнялись в режиме реального времени.