Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Спасибо, Хан. — Невозмутимый Олег забрался на заднее сиденье. Господин без имени устроился рядом и распорядился:

— В «Узкое». К пруду.

Путь недолгий. Доехали до тупика со шлагбаумом, двое вышли, а автомобиль с безмолвным водителем отбыл в неизвестном направлении. Прогулялись недолго и устроились на скамейке у пруда. Экс-директора потянуло на лирику:

— Я вот в этом санатории для ученых сопливым мальчонкой отдыхал. Тогда здесь полная глухомань была… Но и теперь тут неплохо. Покой, тишина…

— Говорить надо о деле, — прервал его Олег. — Зачем я тебе понадобился, Хан?

— Ну мы еще обсудим вопрос о том, кто кому понадобился. А начнем от печки. Ты провалил операцию с Колобком…

— Операция не провалена, — твердо сказал кореец. Подобрав камушек, швырнул его в воду.

Экс-директор удивился:

— Но его кто-то упустил. Не ты ли?

— Главная-то цель достигнута. Ты хотел, чтобы Колобок зажмурился, и он зажмурился.

— Однако не твоими стараниями.

— Какая разница?

— Большая. Ты уверен, что Колобок сам сиганул под машину?

— А что ему оставалось? Его обложили со всех сторон.

— Пока ты на воле, всегда есть надежда уйти и от бабушки, и от дедушки. Тем более Колобку. По-моему, его под автомобиль зашвырнули.

— Не могут менты на такое пойти, — убежденно заявил кореец.

— Не менты, Олег, не менты. Сырцов. Уходить тебе надо, лечь на дно, спрятаться.

— Против меня ничего нет. Зачем мне стираться?

— Это у ментов нет. А у Сырцова есть.

— И у Сырцова нет.

— Ошибаешься. А что, если он перед тем, как отправить под колеса, растрепал Колобка?

— И что? По сути ничего у него нет, кроме слов.

— Ты что, думаешь, он простил нам Мельники?

— Меня в Мельниках не было.

— Он — не дурак. Я думаю, он уже все связал.

— Я не из пугливых, Хан.

— Что ты все «Хан» да «Хан»! — разозлился вдруг экс-директор.

— Как же тебя называть? — не впервой уже поинтересовался кореец.

— Зови Георгием.

— Георгием Сырцова зовут.

— Мы теперь с ним тезки, — загоготал новоиспеченный «Георгий». — Ну а насчет того, что одни слова… Сырцову и этого достаточно. Он сам себе и опер, и прокурор, и верховный суд. Он беспощаден и скор на руку. Особенно после Мельников. Первым пошел Колобок. Вторым, скорее всего, будешь ты.

— А третьим — ты, — подвел итог Олег.

— Если ты меня перед смертью ему сдашь… Хотя как ты можешь сдать? У тебя же никаких моих концов.

— Выходит, ты обо мне просто так заботишься.

— Выходит, да не так. Он через тебя к твоим и моим паренькам так или иначе выйдет. Потом его дружки из ментовки с мелким бреднем пройдутся. Как ни бережемся, но все равно какие-нибудь следы найдутся. И твои делишки всплывут, и мои.

Помолчали. Олег метнул еще один камушек в пруд. Смотрели на круги по воде.

— Ловко ты меня к двумя выходам подвел, — понял все Олег. — Парадный — бега, чтобы всю оставшуюся жизнь, как крыса, прятаться. А запасной — Сырцова обесточить. И тогда всем нам фильдеперсово. Так?

— Неплохая идея насчет «фильдеперсово».

— Твоя.

Теперь камушек кинул экс-директор. Но на круги не смотрел, смотрел на Олега. У того глазки совсем спрятались — улыбался. Экс-директор тоже в ответ улыбался.

— А что? Ты каратист, чемпион, черный пояс. Подкараулил в тихом уголке и свернул башку.

— У тебя сколько ходок, Хан?

— Ни одной.

— Оно и видно. Тебе на зоне рассказали бы, кто такой Сырцов.

— Я пошутил, Олег. Мы все обставили всерьез. Решай.

— Буду думать. — Олег встал и бросил в воду последний камушек. Псевдо-Георгий вынул из кармана пиджака мобильник.

— Звони мне с этого телефона по набранному номеру только один раз. Если согласишься.

— Хоп. — Олег взял мобильник. — Как отсюда выбираться будем?

— Раздельно. Я на машине, а ты на автобусе. Он отсюда до Беляева идет.

Без удовольствия он шел по этим коридорам. Еще десять лет тому назад здесь каждый встречный почтительно здоровался с ним, а сейчас безразлично пробегавшие мимо не замечали неуместного в таком молодежном месте старика и мчались по своим неотложным информационным делам.

Король репортажа, а совсем в недавнем (впрочем, только для него) прошлом аналитик и обозреватель номер один Спиридонов. Он же полный тезка и самый давний друг почетного муровца Смирнова.

Большой начальник придерживался умеренно-консервативных привычек. Сидел он не по-новомодному — в стеклянном загоне общего зала, а в отдельном кабинете с табличкой и секретаршей в предбаннике. Еще одна табличка висела сбоку от дверей в святая святых, собственно чертоги того, кто был прописан золотом: «Вадим Борисович Доброхотов». Спиридонов обратился к спине секретарши, сидевшей за компьютером: