Донна Леон - Мера отчаяния

— Даже если это правда… — начал граф, но, внезапно утратив интерес к гипотетическим построениям, сказал обычным голосом: — Я бы на твоем месте попробовал выяснить, чем он занимался в тех странах.

— Я так и поступлю. — Брунетти учтиво попрощался и повесил трубку.

Кения, Египет и Шри-Ланка — все эти государства страдали от насилия и убийств, но из тех газет, что читал Брунетти, он вынес убеждение, что никаких общих оснований в этой агрессии не прослеживалось и группировки, бравшие на себя ответственность за теракты и преступления, ставили перед собой совершенно разные цели. Сырье? Брунетти был недостаточно силен в вопросах мировой экономики, чтобы судить, что именно могло потребоваться от этих стран ненасытному Западу.

Он взглянул на часы: начало седьмого. Комиссар полиции, особенно если он все еще официально находится в так называемом административном отпуске, несомненно, может отправляться домой.

По дороге он продолжал обдумывать полученную информацию, в какой-то момент даже остановился, достал список стран и еще раз его просмотрел. Заглянув в «Антико Доло», он заказал стакан белого вина и тушеных каракатиц, но, поглощенный своими мыслями, едва к ним притронулся.

К себе он вернулся еще до семи, дом был пуст. Брунетти отправился в кабинет Паолы, снял с полки атлас мира, сел на потертый старый диван, раскрыв книгу на коленях, и стал разглядывать разноцветные карты. Потом сполз немного вниз, оперся головой на спинку.

Паола обнаружила его там через полчаса: он спал глубоким сном. Она окликнула его раз, второй, но очнулся он, только когда она подошла и села рядом.

Брунетти, если спал днем, всегда чувствовал себя после этого осоловелым и отупевшим, во рту возникал странный привкус.

— Зачем тебе это? — спросила она, целуя его в ухо и указывая на книгу.

— Шри-Ланка. А это Бангладеш, Египет, Кения, Кот-д'Ивуар и Нигерия, — перечислил он, медленно переворачивая страницы.

— Это что? Маршрут для нашего второго медового месяца по столицам самых бедных стран в мире? — спросила она со смехом. Он улыбнулся в ответ. — Я буду изображать из себя эдакую даму-благотворительницу с карманами, полными мелких монет, чтобы во время осмотра достопримечательностей разбрасывать их представителям местного населения.

— Любопытно, — сказал Брунетти, закрывая атлас, но не убирая его с колен. — И тебе тоже первое, что пришло на ум при упоминании этих стран, — бедность.

— Либо она, либо общественные волнения — в большинстве из названных тобою мест. А, еще дешевый «Имодиум».

— М-м?

— Помнишь, мы покупали «Имодиум», когда были в Египте?

Брунетти представилась поездка в Египет десять лет назад: оба мучились сильной диареей и два дня жили на йогурте, рисе и «Имодиуме».

— Точно.

— Никаких рецептов, никаких вопросов и очень, очень дешево. Если б я могла составить список препаратов, которые принимают мои друзья, чтобы успокоить нервы, можно было бы накупить всем подарков к Рождеству на пять лет вперед. — Заметив, что он не спешит смеяться ее шутке, она снова заинтересовалась атласом. — Так что там с этими странами?

— Митри получал оттуда деньги, крупные суммы. Или его компании получали. Я не знаю, как именно обстояло дело: все средства отправлялись в Швейцарию.

— Все деньги в конце концов оказываются именно там, разве не так? — спросила она его с усталым вздохом.

Брунетти стряхнул с себя мысль о злополучных странах и отложил атлас в сторону, на диван.

— Где дети? — спросил он.

— Ужинают у моих родителей.

— Может, в таком случае сходим куда-нибудь? — предложил он.

— Ты хочешь куда-нибудь меня сводить? Чтобы нас видели вместе? — проговорила она тихонько.

Брунетти точно не знал, какова доля шутки в ее словах, поэтому решительно ответил:

— Да.

— А куда пойдем?

— Куда хочешь.

Она прижалась к его плечу:

— Я не хочу ходить далеко. Как насчет пиццы в «Дуэ Колонне»?

— В котором часу вернутся дети? — спросил Брунетти.

— Думаю, не раньше десяти, — ответила она, глядя на часы.

— Хорошо, — проговорил он, поднося ее руку к губам.

Ни назавтра, ни на следующий день Брунетти не узнал ничего о Палмьери. В «Газеттино» появилась статья, в которой сообщалось, что в расследовании по делу Митри нет никаких сдвигов, однако имя Паолы там не упоминалось, из чего комиссар заключил, что его тесть действительно с кем-то поговорил. Общенациональные газеты тоже молчали. А позже в кислородной камере миланской больницы заживо сгорели одиннадцать пациентов, и история с убийством Митри была забыта, так как пресса занялась обличением системы здравоохранения.