Елена Михалкова - Нет кузнечика в траве

Воцарилась тишина.

— Какая замечательная песня, — придя в себя, сказал Илюшин. — Она гораздо лучше той, первой.

— Да, — с достоинством кивнула Катерина.

— Она понравилась твоей… лала?

— Ку-у-урва! — протянула девушка.

— Что?

— Заткнись, стерва! — Катерина наотмашь мазнула ладонью по воздуху. — Сука!

Она с вызовом взглянула на Илюшина.

— Вот так ей понравилась моя песня!

Макар помолчал.

— Она тебя ударила, — наконец сказал он.

Катерина кивнула.

— Я все равно пела. Никогда больше кузнечик не умер. Он все время был живой, пока эта песня оставалась у меня. Я не отдавала ее старухе. Она злилась очень-очень! Кричала на меня!

С губ ее сорвалось ругательство, которое в любой другой обстановке прозвучало бы чудовищной грубостью. Но здесь его вопиющая неуместность как будто лишала его всякой силы.

— Крутой, однако, нрав был у бабульки, — пробормотал Илюшин. — Катерина, можно спросить? Почему ты не разговариваешь с людьми? Зачем притворяешься немой?

Она поднялась, наклонилась за термосом. Лицо снова стало непроницаемым и отчужденным. Даже глаза изменились, и прекрасный их синий цвет стал оттенком льда, а не моря.

— Им это не нужно.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — спросил Илюшин.

Эта фраза традиционно принадлежала Бабкину, и оттого Макар злился вдвойне. Это Серега должен был страдать, жаловаться на издевательства и мрачно смотреть исподлобья подобно человеку, которого позвали в гости на шашлыки и водку, а выставили на стол тарелку тертой моркови и напиток «Буратино».

— Что еще за русская старуха? Откуда она вообще взялась?

Агата с менеджером по имени Илиодор переглянулись и одновременно пожали плечами.

Ну да, равнодушно сказали они, жила она здесь… Года два как померла, а может, и больше. Кому какая разница!

— То есть как? — растерялся Илюшин.

— Нет, я слыхал, конечно, о греческом раздолбайстве, — задумчиво сказал Бабкин. — Но чтоб настолько…

— Про раздолбайство переводить не буду, — мрачно сказал Ян. — Макар, от кого вы про нее услышали?

— Разведка донесла.

Илюшин был практически уверен, что теперь знает ответ на вопрос, откуда у их переводчика такой уровень владения русским. Должно быть, Ян помогал Катерине ухаживать за старухой. И уж конечно, ему известно о том, что девушка не немая.

Судя по тому, как старательно юноша избегал его взгляда, Ян тоже понимал, где Макар раздобыл новые сведения. Но оба делали вид, что Катерина тут ни при чем.

Она была дряхлая и сумасшедшая, наконец сказала Агата, и ее родственники наверняка были только рады от нее избавиться. Пришла однажды в отель и бродила тут, как привидение, пугая клиентов. Хвала богам, Андреас согласился приютить ее у себя. Все думали, она вот-вот помрет, но греческий климат целителен и благотворен: старушонка протянула раз в десять дольше, чем от нее ожидали. Она не понимает, почему из-за этого столько шума.

— А если у нее остались родственники в России? Дети, внуки?

— Так приезжали бы и искали свою каргу, — с восхитительным бесчувствием заявила Агата. Илиодор горячо закивал.

— Есть что-нибудь еще, что мне нужно знать? — поинтересовался Макар. — Русская община? Монастырь с русскими монахами, которые последние сорок лет обитают в местных скалах? Вы ничего не забыли?

Менеджеры заверили, что все остальное ему известно.

— У меня есть новости, — со значением сказал Сергей.

Они поднялись в свой номер. Ян остался внизу.

На столе стоял открытый ноутбук.

— Ты подобрал пароль, — уважительно сказал Макар.

— Допустим, не сам. Пришлось кое-кого напрячь.

— Рассказывай.

Бабкин сел за стол.

— Большинство писем — от клиентов. Плюс обычная переписка с подругами. Но есть одиннадцать писем со странным содержанием.

— Странным — в каком смысле?

— Пишет мужик. Явно были знакомы раньше. Хочет встретиться и что-то обсудить. Что именно — не объясняет, выражается намеками. Гаврилова ему ни разу не ответила, а если ответила, то не из своей почты.

— Или удалила письма.

— Свои удалила, а его оставила? Вряд ли.

— Как зовут-то мужика, известно?

— Известно. Дмитрий Синекольский. А теперь самое любопытное: последние два года он живет здесь.

— Где — здесь?

— В Греции. Пишет, что сначала путешествовал по Криту, потом по островам, теперь осел на континенте. Последнее письмо датировано шестым июня.

— А после? Тишина?

— Да. Я тебе скомпоновал их вместе и переслал на почту.