Елена Михалкова - Нет кузнечика в траве

Он с сомнением качает головой.

— Ладно. Давай-ка, девочка, я тебя доведу до дома. Иначе бабушка твоя опять будет с ума сходить. Натаха, садитесь ужинать без меня.

— Да уж дождусь, — с притворным недовольством бормочет мама.

Но Оля видит, как она рада. И сама готова обнять и глупую Пудру, и даже урода Грицевца.

Когда за папой закрывается дверь, мама зовет их обоих за стол.

— Господи, вкусно-то как, — мычит Димка, жуя вторую котлету. — А можно мне добавки?

— Разжиреешь, как Пудра, — шепчет ему Оля. — Кстати! Слушай! А ты чего это про Гитлера понес?

— Я понес? Ты первая понесла! Я подхватил! Как ты вообще про него вспомнила?

— Да я просто хотела почву выбить из-под ног этого урода.

— Табуретку ты у него выбила, — говорит Димка. И смеется, вспоминая ошарашенное Женькино лицо. — Расовая гигиена! Ха-ха-ха! Гиена!

Оба хохочут.

— Ладно, пора мне, — солидно говорит Димка. — Сокола моего надо кормить. Тетя Наташа, спасибо за котлеты, очень вкусно было!

— Приходи еще! — откликается мама.

Еще вчера Оля сказала бы, что это приглашение — чистая формальность. Но сегодняшний случай с Пудрой что-то изменил. Это понимают и мама, и Оля, и даже Синекольский.

— Обязательно зайду! — искренне откликается он.

Греция, 2016

— Гаврилов был прав, — сказал Бабкин.

Он выглядел даже более измученным, чем Илюшин. Они с Яном успели побеседовать почти со всеми обитателями гостиницы, не считая персонала и пары англичан, ранним утром уехавших на экскурсию.

— Она действительно как сквозь землю провалилась. Если только кто-то из них не врет.

Илюшин рассеянно кивнул.

— Ты слышал, что я сказал? — спросил Бабкин, стараясь подавить нарастающую злость.

Последние три часа он провел в разговорах с людьми, искренне желавшими ему помочь. Это стремление в сочетании с их полной неосведомленностью вылилось в эффект благожелательного роя трутней: никто не способен был принести пыльцу, но гул стоял знатный.

В другое время Сергей проявил бы терпение. Происшествие действительно было из ряда вон выходящим. Неудивительно, что все возбуждены.

К тому же он знал: даже простой любопытствующий может, сам того не подозревая, оказаться прекрасным свидетелем. Люди часто не отдают себе отчета в том, что они видят. Отель небольшой, постояльцев немного, все приглядываются друг к другу… Его работа заключалась в том, чтобы сунуть палочку в бак, где летают почти невидимые полупрозрачные нити сплетен, и вытащить наружу плотный ком сахарной ваты. Факты!

И где они?

Фактов не было.

«Она ни с кем особенно не общалась. Только здоровалась и улыбалась».

«Очень милая женщина с огромным фотоаппаратом — я все время думал, как ей тяжело его таскать».

«Уверена, она просто решила остаться в Греции и сбежала. Здесь такие красивые мужчины! Ваши русские мужья не очень внимательны к женам».

Выслушав двадцать подобных версий, Бабкин начал свирепеть. Все эти доброжелательные люди откусывали по кусочку от его времени и сил, ничего не давая взамен.

Пара новобрачных, для которых Ольга делала праздничную фотосессию, улетела две недели назад. Сергей разузнал их номер и позвонил очень удивленным ребятам в Москву, но и те не смогли пролить свет на исчезновение. С Гавриловой они познакомились в социальных сетях. Списались, встретились, понравились друг другу — и забронировали номера в одном отеле.

— Подождите, она должна прислать нам обработанные фотографии! — озабоченно сказала юная жена. — Как же теперь нам быть? Знаете, это очень нехорошо с ее стороны!

Этот рефрен Бабкину уже изрядно надоел. Да, Гаврилова поступила нехорошо. Так же нехорошо, как редакторы, помещающие в журналах кроссворды без ответов на последней странице.

Лучше всего это сформулировала сухопарая немецкая старуха в красной бейсболке.

— Так все-таки бедняжка умерла? — требовательно спросила она у Сергея.

Бабкин ответил, что именно это он и пытается выяснить.

Немка осуждающе покачала головой.

— Знаете, в моем возрасте уже хочется определенности.

— Ян, спроси, что она имеет в виду.

Та устремила на Сергея недовольный взгляд.

— Хотелось бы услышать финал этой истории до того, как я сама отброшу копыта.

Ее слова стали последней каплей. «Устроили, понимаешь, развлечение!» — рычал про себя Бабкин, возвращаясь в номер.

Его ждал еще один удар.

Зайдя в холл, он увидел себя издалека в большом зеркале — громадную нелепую фигуру в красных пятнах, выглядевшую так, словно его закидали помидорами. Чертова рубашка!