Дик & Феликс Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

Еще какое-то время я с опаской смотрел на теле­фонный аппарат, потом опять набрал номер. Трубку сняли после первого гудка.

— Алло, — женский голос.

«Черт, никакой записи автоответчика, — поду­мал я. — Живой голос».

— Это Каролина Эстон? — спросил я в полной уверенности, что она в трех тысячах миль от Англии.

— Да. Чем я могу вам помочь?

— Э... — Я чувствовал себя полным идиотом. — Не желаете приобрести глазированную посуду?

— Нет, благодарю. Прощайте! — И она положила трубку.

«Дурь какая-то, — думал я, сидя с гулко бью­щимся сердцем, — полнейшая дурь». Положил труб­ку, и телефон тут же зазвонил.

— Алло, — ответил я.

— Не желаете приобрести глазированную посуду?

— Простите?

— Видите? С чего вы решили, что я буду поку­пать глазированную посуду у человека, которого не знаю, который ни с того ни с сего вдруг позвонил мне? Вам это не нравится, мне — тоже.

Я не знал, что и сказать.

— Извините. — И сам понимал нелепость ответа.

— Тем не менее кто вы? Коммивояжер из вас никудышный.

— Как вы узнали мой номер? — спросил я.

— По определителю. У телефонных продавцов номера обычно не высвечиваются. Но куда важнее другое. Как вы узнали мой номер?

Правду я, само собой, сказать не мог, а если бы попытался, загнал бы себя в еще более глубокую яму. Поэтому решил с достоинством отступать.

— Послушайте, вы уж меня извините, но мне нужно бежать. Прощайте. — И положил трубку. Ла­дони вспотели. Это же надо было так опростоволо­ситься!

Я прошел на кухню. Карл, с привычным ему сарказмом, как раз растолковывал одному из кухон­ных рабочих, почему так важно очистить сковород­ки от налипшей еды, прежде чем начинать их мыть.

Кухонных рабочих, конечно же, следовало звать посудомойками. Потому что большую часть времени они проводили, опустив руки по локоть в горячую воду, мыли кастрюли и сковородки. Обычно в «Тор­бе» их было двое, но частенько один из них вдруг покидал кухню и больше не возвращался. Только что был, а тут раз, и его нет. Уходил, даже не попро­щавшись. В настоящее время у нас работал мужчина лет пятидесяти, отец которого приехал в Англию в 1940 году, чтобы сражаться с нацистами. У него бы­ли непроизносимые польские имя и фамилия, со множеством «пш» и «бж», но чисто эссекский выго­вор. Работал он около года, гораздо дольше, чем многие, но держался особняком и редко общался с другими сотрудниками.

Второго кухонного рабочего звали Яцек (произ­носилось это имя как «Йачек»), появился он три не­дели назад и, похоже, еще не научился как следует оттирать сковородки. Из местного центра по трудо­устройству нам в основном присылали таких, как он: от двадцати пяти до тридцати лет, уроженец страны, недавно вступившей в Европейский Союз. Английского он практически не знал, но каждую не­делю ему удавалось попросить меня помочь в от­правке денег жене и малютке-дочери, которые еще оставались на родине. Жизнь в Англии ему очень даже нравилась, он постоянно улыбался и что-то на­певал себе под нос, благоприятно влияя на общую атмосферу на кухне, особенно в последнюю неделю, когда над нами сгустились тучи. Теперь же он стоял перед Карлом, опустив голову, словно прося проще­ния. Яцек часто кивал, но я не сомневался, что большую часть тирады Карла он не понимает. И уж конечно, не мог оценить сарказм. Я его жалел: ока­заться так далеко от дома, в незнакомой среде, плюс разлука с женой и дочерью.

«Достаточно», — одними губами показал я Кар­лу, поймав его взгляд. Работал Яцек усердно, и мне не хотелось его потерять, тем более что эти двое ку­хонных рабочих, похоже, ладили друг с другом и не увлекались спиртным, а подобное среди представи­телей этой профессии случалось довольно часто.

Карл остановился на полуфразе и взмахом руки отпустил проштрафившегося. Когда Яцек проходил мимо меня к раковинам, я ему улыбнулся. Он под­мигнул и улыбнулся в ответ. «Умный парень, — по­думал я, — пожалуй, он может быть не только ку­хонным рабочим».

Субботний вечер показал, что в «Торбу» возвра­щается привычная жизнь. И пусть ресторан запол­нился только на две трети, и в баре, и в обеденном зале царили веселье, то есть ужасы прошедшей неде­ли хоть временно, но забылись.

Джордж и Эмма Кейли с двумя гостями прибыли ровно в половине девятого, сели за привычный сто­лик и, похоже, хорошо провели время. Никто не упомянул о моем разговоре с Джорджем на похоро­нах, а когда они уходили, Эмма повернулась ко мне, чтобы сказать:

— Увидимся в субботу, как и всегда.