Игорь Христофоров - Работорговец (Русские рабыни - 1)

Мезенцев сунул листочки с обязанностями в красную папку, и ему показалось, что она стала в два раза толще.

3

Под выцветшей, шелушащейся вывеской "Химчистка" на ослепительно белом пластике еще более ослепительными ярко-красными буквами было написано "АОЗТ "Клубничка". Дверь то ли в "Химчистку", то ли в "Клубничку" оказалась закрыта, но справа от нее чернела кнопка, и Мезенцев нажал на нее и резко отдернул палец -- настолько грязной и сальной была она.

Дверь помолчала и, когда Мезенцев уже собрался уходить, неожиданно распахнулась. Звук проехавшего сзади грузовика скрыл щелчок замка, и резкое движение двери даже слегка испугало его. Мышцы живота мгновенно напряглись, а правая рука вскинула к груди кулак. Мезенцев кашлянул, чтобы сбить неприятное ощущение, опустил кулак и только намеревался спросить о своем, но появившийся в двери плотный, стриженный под ежик качок в распахнутой коричневой кожаной куртке "три четверти" опередил его.

-- Приехали?! Ну и хорошо! А то шеф подумал: раз нет его, может, и не приедет, -- удивив Мезенцева неожиданной для такого здоровяка говорливостью, парень наконец-то догадался, что человек пришел не для того, чтобы слушать его речь на ступеньках, и шагнул назад, в тьму коридора. -Проходите. Шеф ждет. Вы всего на десять минут опоздали. Одну мы уже просмотрели. Сейчас -- вторая...

Мезенцев прошел за этим ходячим шкафом по темному коридору, свернул в чуть более освещенный, но тоже мрачноватый коридор, потом -- в довольно большую, залитую светом комнату, вдоль стен которой на стульях безмолвно, словно на прием к зубному врачу, сидели девушки, а уже оттуда -- снова в ночь, в темноту.

-- Садитесь сюда, -- дохнул в ухо здоровяк чесночным ядом. -- Сейчас вторую будем смотреть.

Мезенцев опять собрался задать вопрос, но чесночный дух с левой стороны рассосался, ослаб, а сидящего справа человека он ощущал лишь по локтю и не знал, мужчина он или женщина, и оттого, что не знал, чувствовал себя еще неуютнее, чем перед закрытой дверью.

В дальнем углу комнаты вспыхнул свет. Его желтые, сочные лучи били из потолка прямо в пол, вырывая из тьмы покрытый красным бархатом подиум и вырезая внизу, по этому бархату, ровный-преровный круг.

-- Номер второй! -- откуда-то издали, скорее всего из тьмы, отрезанной от Мезенцева диском света, объявил чуть картавящий голос. -Людмила. Сто семьдесят пять. Семьдесят один. Девятнадцать. Сорок. Шестой.

В круг света из тьмы шагнула обнаженная девушка. Даже туфель на ногах не было, и оттого она казалась совсем ребенком, глупым смешным ребенком, впервые попавшим в баню. Постояв немного лицом к тьме, она скривила лицо испуганной улыбкой, тряхнула длинными соломенными волосами по плечам, и тут же чей-то хриплый шепот из тьмы по ту сторону света развернул ее в профиль.

Стоя ко всем сидящим рядом с Мезенцевым левым боком, она нехотя подняла руку, положив ладонь на затылок и показав крупную родинку на тщательно выбритой подмышке, и Мезенцев, чисто по-мужски не отрывая взгляда от полной, чуть-чуть провисающей груди девушки, вдруг понял, что "шестой" -- это, скорее всего, размер ее лифчика. А остальное? Ну, рост, вес, возраст -- это он догадался сразу. А "сорок"? Девушка тяжеловато привстала на цыпочки, и в голове у Мезенцева отщелкнулось: размер ноги.

Тем временем розовые пятки описали дугу, и, когда расширившиеся глаза Мезенцева вновь вобрали в себя ее плотное, загорелое тело, девушка стояла уже спиной, и смешной белый треугольник спасенной от солнца кожи на ягодицах чуть покачивался в такт ее волнообразным движениям руками. Безмолвный танец оборвался так же неожиданно, как и начался. Девушка вновь повернулась к Мезенцеву, дурацким поклоном-книксеном поблагодарила его и, конечно же, всех сидящих рядом с ним за внимание, но поскольку локоть с правой стороны от Мезенцева отплыл в сторону, исчез, то он ощущал себя совершенно одиноким в зале, а когда упавшая на девушку тьма спрятала ее, Мезенцеву показалось, что он только что что-то украл и его вот-вот схватят за руку.

Выход, если Мезенцев не совсем очумел от странного представления, помнился слева, вроде бы за шторой, которую отбрасывал угодливой рукой здоровяк в коричневой кожаной куртке. Стыд поднял его со стула, но в дальний угол опять упал желтый конус света, и все тот же картавящий голос остановил его.

-- Номер третий! Лидия. Сто пятьдесят семь. Пятьдесят один. Восемнадцать. Тридцать четыре. Нулевой.

Справа, в темноте, кто-то презрительно хмыкнул.