Игорь Христофоров: Смертельное шоу

Игорь Христофоров

Смертельное шоу

Часть первая

Шоубой

Глава первая

ЗА ПОЛГОДА ДО НАЧАЛА ШОУ

Кравцову хотелось застрелиться. Он сидел в холодных "жигулях", слушал противный гул прогреваемого двигателя и со злым наслаждением представлял себе одно и то же: ледяной металл ствола у виска, скользкий палец на спусковом крючке, грохот, крики, безумное лицо жены, ее истеричные вопли с мольбами простить. И в каждом таком представлении картина дополнялась то синими фигурами милиционеров, заглядывающих в салон с чисто профессиональной скукой на продубленных лицах, то воем "скорой помощи", то визгом дворничихи, которая сейчас вон там, метрах в сорока от машины, долбит ржавым ломом лед.

Все получалось очень эффектно. Даже излишне театрально. Но у Кравцова не было пистолета, а наверху, в их квартире на десятом этаже, праздновала очередную победу жена. В скандалах она всегда одерживала победы. Если бы в день свадьбы Кравцов узнал, что в той миленькой свеженькой девочке, которая стояла рядом с ним под паутиной фаты, живет злая отвратительная баба, он бы убежал из ЗАГСа. А сейчас уже нужно было бежать не только от нее, а и от двух детей.

Движок гудел, перекрывая музыку, и Кравцов резко бросил пальцы к приемнику, повернул ручку громкости до отказа. Компьютерный хард-кор, дикая смесь "металла" и техно, из радио сразу кувалдой замолотило по голове, что-то новое впрыснуло в кровь. Кравцов еще раз представил ствол у виска, и ощущение собственной смерти оказалось уже не столь горьким. Музыка вплела в его чувства что-то пьянящее, легкое. Он будто бы глотнул стакан водки. А может, и вправду музыку можно считать алкоголем? Или наркотиком?

Хотел, очень хотел Кравцов застрелиться, а теперь вроде и не хочет. Горько, очень горько было в душе от скандала, а теперь уже вроде как и сладкого плеснули в эту горечь.

Удар по машине он ощутил лишь телом. Уши оглохли от музыки, и только тело уловило толчок. "Жигули" вроде бы подпрыгнули на колдобине. Хотя как они могли подпрыгнуть, если он стоял на месте?

"Классная музычка!" -- присвоил Кравцов новое ощущение грохочущему хард-кору и приготовился ждать следующего толчка, но именно в эту секунду краем глаза уловил вскинувшиеся руки дворничихи. Он повернул в ее сторону голову, ставшую какой-то пустой, невесомой, и холодно, безо всякой мысли, удивился, почему в руках дворничихи нет лома и почему таким округлым и большим стал ее рот.

"Поет, что ли?" -- подумал он о том, что связывало этот

распахнутый рот с заполнившей салон "жигулей" музыкой, но дворничиха была слишком хмурой теткой, чтобы начать петь на улице. Любопытство толкнуло руку Кравцова к дверце. Он открыл ее, ожег лицо воздухом улицы и только теперь уловил среди морозных звуков крик. Дворничиха бежала к нему с упрямо распахнутым ртом, будто именно до него, Кравцова, хотела докричаться.

-- Ты чего?! -- тоже крикнул он, но себя не услышал.

Музыка не пускала его голос в звуки двора. Музыка одна хотела властвовать в мире.

А дворничиха с резвостью девочки пробежала по льду метров двадцать, и теперь уже эта резвость была загадочнее распахнутого рта. Кравцов провернул ручку громкости влево, до нуля, и поневоле вздрогнул одними плечами от обрывка долетевшей фразы:

-- ...ека у-убили!

-- Чего?! -- спросил он, тяжело выбираясь из машины.

-- Челове-ека у-убили!

-- Где?

Кравцов уже стоял рядом с "жигулями" и не мог понять, почему дворничиха бежит именно на него. Себя он убивал мысленно, понарошку, и оттого, что его желание совпало с тем, что увидела дворничиха, Кравцову стало не по себе. Сцена, которую он не меньше тысячи раз прокрутил в голове, начинала овеществляться. Не хватало только милиционеров с безразличными лицами и истеричного воя жены.

Кравцов обернулся к подъезду, из которого должна была выбежать в расхристанном халатике его супруга, и вдруг ощутил, что не может проглотить слюну. Горло окаменело, словно оно состояло из одной лишь слюны, и именно эту слюну сковало в лед морозом.

-- У-убили! -- заорала над ухом дворничиха, и Кравцов отшатнулся

от своей машины, спиной уткнулся во что-то мягкое и пахнущее женским потом.

На крыше "жигулей" ничком лежал парень. Буро-красные плавки были его единственной одеждой, но и они выглядели скорее не одеждой, а большим пятном крови. Таким же, какое лежало у его головы. Худые костистые руки парня пытались обхватить крышу "жигулей", будто именно в этой крыше было его спасение, и Кравцов с удивлением посмотрел на пальцы погибшего, свисающие на лобовое стекло. Он до сих пор не мог понять, почему их не заметил. Может, опьянение от музыки не дало ему заметить?