Игорь Христофоров: Смертельное шоу

-- Куда прешь?! -- сгреб его за грудки дневальный.

-- Не возникай, -- вяло укоротили его из угла комнаты. -- Он к нам причапал.

Грубые пальцы дневального нехотя разжались, но он все же пнул парня от себя, пнул с радостью человека, у которого только и осталась одна радость в жизни -- ударить новичка. Больше никого стукнуть он не мог.

-- Хиляй сюда, Груз, -- из глубины комнаты позвал его все тот же голос.

Ничего, кроме плотных рядов зеленых двухъярусных коек, парень не видел перед собой, и оттого ему почудилось, что и разговаривают с ним эти зековские койки, увешанные деревянными орденами бирок. Но стоило ему обойти ближайший ряд, и тут же развернувшийся перед ним проход открыл не самую лучшую из ожидаемых картин. Парню очень хотелось переговорить с паханом зоны Косым один на один, а на первом ярусе двух крайних коек сидели несколько человек.

"Семь", -- про себя сосчитал он. Цифра получалась неплохой. Хотя сейчас ничего не зависело от цифр. Парень многое знал о Косом, но ничего не знал о его пристяже и смотрящих, а короче, ближайшем окружении.

-- Не тормози. Хиляй сюда, -- заставил его шагнуть в проход уже не между рядами, а между койками, поскрипывающими под весом седоков, все тот же голос.

Он принадлежал седому крупнолицему мужику. Когда он открыл рот, внутри него под светом солнца, косо лежащем на лицах, лезвием ножа блеснул ряд стальных зубов. Когда он рот закрыл, то показался совсем не таким страшным, и мужик, будто поняв это, снова блеснул зловещими фиксами:

-- Как тебе в нашей зоне?

-- Нормально, -- тихо, но быстро ответил парень.

-- По какой статье канаешь?

Глазами парень наконец-то отыскал в левом ряду знакомое лицо: узкая, дыней вытянутая физиономия, глубокие профессорские залысины, грубо выступающая вперед нижняя челюсть с мощной сизой губой. Косой сидел самым дальним от него на левой коечке, точнее, не сидел, а полулежал сразу на двух подушках, но свет из окна не только освещал всю группу, но и слепил в глаза, и оттого парень не все замечал сразу. Но зато заметил, что никому его ответы, кроме как седому, неинтересны. И он сказал, повернув голову в сторону седого:

-- Статья сто пятьдесят восьмая, часть первая. Два года.

-- О-о! Стопорщик! -- зашевелился рядом с седым рыжий до рези в глазах мужик. -- Я тоже на малолетку стопорщиком въехал. А сколько тебе пайку хавать осталось?

-- Месяц, -- комкая шапку за спиной, ответил парень. -- Почти месяц. Двадцать семь днев.

По ложбинке на позвоночнике щекотно сбежала капля. Никто не предложил ему снять ватник, а сам, без команды, он этого сделать не мог. Тем более в присутствии Косого, который в зоне считался среди братвы даже выше начальника колонии.

-- Не гони! -- вскочил рыжий. -- А сколько ты у нас отбухал?

-- Два месяца.

-- Чего он гонит? -- наклоняясь к седому, спросил он почему-то у него одного. -- Сейчас с малолетки на взросляк не переводят, если так мало отсидки осталось! А-а? -- победно вскинул он сузившиеся глаза на парня.

-- Я на малолетке из кичмана не вылазил, -- невозмутимо ответил тот.

-- В натуре?

-- Век воли не видать!

-- Ты что, кипежный?

-- Я с попкой отрядным характером не сошелся. Он меня сюда, на взросляк, и сбагрил.

В проходе повисла тишина. Солнце все так же ровной полосой лежало поперек коек и фигур в мятых синих куртках, и оттого парню почудилось, что именно за этот луч зацепилась тишина. Исчезнет луч -- исчезнет и тишина.

-- Что ты от меня хотел? -- надреснутым горлом спросил Косой.

Солнце осталось в проходе, а тишина пугливо отлетела в сторону. Значит, парень ошибся. Может, и в плохом предчувствии ошибся?

-- У меня к тебе одна просьба, Косой, -- вырвав шапку из-за спины, поднес ее к груди парень. -- Всего одна: дай ксиву своему брату, чтоб взял меня в группу. Солистом.

-- Ни хрена себе! -- покачал головой рыжий. -- А "общак" тебе наш не подарить?

-- Не гони, -- укоротил его Косой. -- Ты откуда про братуху знаешь?

-- Здесь, уже в колонии, пацаны рассказали.

-- Кто?

-- Я...я -- не шаха, -- тихо ответил парень.

-- А ты что, лабать могешь? -- теперь уже продолжил допрос седой.

-- На гитаре немного. Но вообще-то я пою.

-- Где? На толчке? -- зашелся в смехе рыжий. -- Да у меня как запор, так я такие куплеты вывожу, охренеешь!

-- Я в детдоме пел. В смысле, на танцах. И в парке культуры. Там один ансамбль был. Они мне платили за то, что я с ними вживую пел.

-- Да ты...

-- Спой, -- не дал рыжему договорить Косой.

Шапка упала от груди вниз. Кажется, по спине сбегали уже не капли, а струи. Соленый дождь поливал кожу, насквозь пропитывал майку, но он их не замечал. Еще вчера один пацан объяснил ему: Косой -- человек настроения. Если выглядит полусонным и безразличным ко всему, значит, он в норме. Если цыкает сквозь зубы и дерет ногти, значит, все, приехали. Первому встречному рожу намылит.