Игорь Христофоров: Страх

И тогда он снял ногу с тормоза. Стрелка на спидометре, испугавшись его намерения, медленно поползла вниз. Она успела добраться лишь до отметки "70", когда капот "жигулей" Четверика тупо ударил по багажнику цвета мокрого асфальта. Что-то хрустнуло в груди, в которую ткнулся руль, стальным капканом сжало правую ногу. Кислота в голове закипела, чернотой залила глаза. Четверик потерял сознание, но тут же очнулся. Опять потерял, опять очнулся. И в каждом таком пробуждении отстраненно, как будто думал не он, а наблюдающий за всем со стороны человек отмечал: "Никто не вылез из "жигулей". Никто не вылез из "жигулей".

- Ты что, охренел?! - в третий раз вернул его в сознание уже голос.

Четверик повернул окровавленное лицо в сторону голоса. Перед глазами цветными пятнами калейдоскопа то складывалась, то опять рассыпалась коренастая фигура в синем милицейском кителе.

- Пьяный, что ли?!

- Я... я... я...

- Да вижу, что ты... У-у, тебе ногу движком зажало...

- А тот... жи... жив-в?..

- Да жив. Ты ему всю морду в кизяк разбил. Валяется в бессознанке. Радуйся, что у него подголовник на сидении есть, а то б переломал ему шею... Ну, потерпи, - еще раз с жалостью посмотрел он на ногу Четверика. Сейчас скорая приедет. И бригаду нашу я уже вызвал. Ножницами вырежут металл, освободят твою ступню...

- Я... я... офицер гос... без...

- Ты молчи, а то еще помрешь.

- У тебя зва... какое звание?

- Старлей.

Милиционер сочувственно отер кровь своим носовым платком с лица, но жар стереть не смог. Он все так же сжигал лоб и кипятил бурую кислоту в голове.

- Ты чего, гриппуешь, что ли? - спросил милиционер и посмотрел вдоль пустынного шоссе.

Бригады со спасительными ножницами все не было. А самому составлять протокол не хотелось.

- Я... я... капитан, - все-таки выдавил непослушными

губами Четверик.

- Это хорошо, - согласился милиционер. - А вон и скорая едет. Зря ты в него, капитан, въехал... Теперь еле расплатишься за ремонт...

- Он - там? - поднял вялую руку Четверик и ткнул пальцем

в паутину трещин на лобовом стекле.

- Да там, там. Чего ты за него волнуешься? При таком деле

он должен волноваться, чтоб ты не сбег.

- Он - те...терро...ист...

- Чего?

- Он - пре...ре...ст-тупник...

- Ты думаешь? - посмотрел на неподвижный стриженый затылок водителя милиционер.

Его маленькая округлая головка была по-прежнему прижата к стойке дверцы. Он словно бы прислушивался к их разговору.

- По...посмотри ег-го до...документы, - попросил Четверик.

Кислота опять забурлила и вот-вот должна была залить глаза, ослепить их забытьем.

- Документы вообще-то твои надо забрать. Ты же нарушитель, - холодно напомнил милиционер.

- Н-на, - подал вперед правое плечо Четверик. - В ка...кармане руб-башки...

Милиционер виновато посмотрел на карман, отвернулся и пошел к "жигулям" цвета мокрого асфальта. И уже оттуда, под скрип тормозов подъехавшей скорой, прокричал:

- Ты зря на него наговаривал! Обычный паспорт! Вот - Зак Валерий Савельевич.

29

Флотский госпиталь в Североморске пах как-то не по-госпитальному. Странный цветочный аромат струился то ли от стен, то ли от волос медсестер, наклонявшихся к Тулаеву, чтобы закапать ему глаза. А может, его несло через распахнутые окна от тундры, ошалевшей от неслыханного тепла.

На глазах лежала плотная повязка, и оттого чернота в них казалась временной, только до того момента, как повязку снимут с глаз. А когда ее действительно снимали перед закапываниями, он упрямо не спрашивал, в полутьме ему это делают или нет. Если бы выяснилось, что при обычном дневном свете, он бы не знал, какую надежду придумать для себя еще.

- К вам гости, - канареечным голоском пропела дежурная медсестра.

Он впервые слышал ее. Предыдущие медсестры, судя по голосам, выглядели сошедшими с пьедестала у ВДНХ могучими колхозницами. Новенькую он представил себе девочкой с бантиками.

- Здрасьти, - ткнулись ему чьи-то горячие жесткие пальцы в ладонь.

- Здра...

- Это вот мы, - не дал ему договорить гость. - Я - механик... ну, с нашей лодки. А это, значит, политработник наш, замповосп, - в ладонь ткнулась уже другая рука, более вялая и совсем не мозолистая. - А это вахтенный офицер...

- Который с наушниками? - вспомнил Тулаев. - Ну, на

рубке, когда в море выходили, стоял?

- Так точно! - обрадовался именно этому воспоминанию вахтенный офицер.

- Значит, это ты их первым увидел?

Собеседник замолчал. Иногда очень хочется, чтобы плохое из прошлого умерло, исчезло навеки, но оно упрямо живет и живет.