- Ты завидуешь его уму. И завидуешь силе Миуса...
- Что ты дрожишь за этого Миуса?! - не сдержал он так
долго копившееся раздражение. - Да никто не будет расстреливать Миуса. Ему все равно заменят вышку на пожизненное заключение. У зеков это называется смерть в рассрочку. Запомнила? Сейчас уже никого не расстреливают! Сейчас - гуманизм!
- Ты правда любил меня? - в странном забытьи спросила она.
- Ты будешь выходить из отсека?
Он ощущал себя изможденным от этого разговора. Каждое слово весило по пуду. Он переворочал их столько, что болел не только язык, а и все тело.
- Нет.
Тулаев швырнул телефонную трубку во тьму. К концу разговора она стала весить уже не два килограмма, а все двадцать. Темнота беззвучно поглотила трубку. Он не видел, что она мягко раскачивается вдоль стола на толстом проводе, и потому подумал, что чернота всосала в себя сгусток, который он держал в руке, и растворила, сделала неосязаемым.
Вскочив, Тулаев бросился в том направлении, в котором, как ему послышалось, уходил замповосп, ударился лбом о что-то стальное, твердое, но даже не вскрикнул. Он вскинул подбородок так, как вскидывают его все слепые, и, выставив перед собой руки, стал ощупывать попадающиеся на пути умывальник, шторы, кровать, пока не вздрогнул от голоса.
- Вы что?! Надо было меня позвать! Я в центральном посту был!
- Ты кто? - не узнал его Тулаев.
- Я - замполит, - по-старому обозвал себя замповосп.
- Не узнал твой голос. Богатым будешь. Я хочу... я...
- Мы только что всплыли! Уже верхний рубочный люк отдраили!
- Я хочу... наверх, - неожиданно для себя сказал Тулаев.
До этого он хотел лишь одного: убежать от голоса Ларисы, все еще стоявшего в ушах. Ограждение рубки, наверное, было самой дальней точкой, к которой он мог от нее скрыться.
- Давай я помогу, - подставил свое плечо замповосп.
Изо рта у него все так же пахло ментолом. Но теперь он казался уже ароматом мяты, и Тулаев вспомнил, что он любил в детстве мятные карамели.
Замповосп помог ему подняться на мостик. Стылый ветер сразу ожег лицо, но он не отвернулся от него. Пахло свежим снегом и табачным дымом. Потом они смешались в странный коктейль, в котором дым победил, и Тулаев понял, что он не один на мостике.
- Здравствуйте, - поприветствовал он темноту.
- А-а, добрый день, - ответила она осипшим голосом Балыкина. - Здесь холодно. Простудитесь.
- Ничего. Зато свежий воздух, - с наслаждением вдохнул он табачный дым.
- Надо погружаться бы, - озабоченно сказал Балыкин. - Льды близко.
По стуку ботинок по скобам вертикального трапа Тулаев узнал вахтенного офицера. Остальные, судя по из шагам по ограждению рубки, все так же упрямо носили кожаные тапочки.
- Товарищ командир, бандиты грозятся убить заложников, - с задором сообщил вахтенный офицер.
- Каких заложников? - хрипло спросил Балыкин.
- Ну, наших, которые в реакторном отсеке.
- Какие же они заложники? Они сами пошли с террористами. Добровольно. Так и объясни этому... как его?
- Бороде, - вставил Тулаев.
- Точно - Бороде.
- Они нам не могут какую-нибудь гадость сделать? - поинтересовался у всех сразу Тулаев.
- Могут, - голосом Балыкина ответила тьма. - Но от этого они же сами и погибнут. Я не думаю, что они все - самоубийцы.
- Чайки? - вскинув подбородок, спросил Тулаев.
Этот беспокойный птичий крик он уже слышал в Тюленьей губе.
Из всех воспоминаний жизни теперь ему могли пригодиться только звуки.
- Да, чайки, - ответил замповосп. - Откуда они только берутся? До берега - сотни миль, а всплывешь - они сразу весь нос усеют. Сядут и орут. А вспугнешь - вся лодка от помета белая. Как айсберг.
Тулаев улыбнулся небу. Ему очень хотелось увидеть солнце. Он решил, что оно должно выглядеть по-другому после того, что произошло. Но ему не нужны были чужие глаза, чтобы проверить это. И он спросил вроде бы не о солнце:
- Сейчас день?
- Сейчас круглые сутки день, - напомнил замповосп.
Значит, солнце осталось тем же, удивленно подумал Тулаев. И люди остались теми же. Замповосп - маленьким, кругленьким, как новогодняя игрушка, крепышом. Балыкин - огромным, по-богатырски краснолицым. Механик бородатым, боцман...
- А что боцман? - тихо спросил он.
- Умер, - неохотно ответил замповосп. - Дрожжин выжил.
Об этом Тулаев как раз и не хотел спрашивать.
- Самолет! - криком оглушил его на левое ухо вахтенный офицер. - Вон там, со стороны кормовых курсовых углов!
- Нас назад на буксире потащат, - в это же самое ухо вкрадчиво сообщил замповосп, и Тулаев еле расслышал его мышиный голос. - От стрельбы все пульты взребезги разнесло. Лодкой управлять невозможно.
Читать дальше